— Покрышки новые, — сказал папа, указывая на них. — Ничего
особенного, даже без белого канта, зато не подержанные. Нравится, сын?
Я его обнял. Я обнял их обоих.
— Только обещай нам с мамой, что никогда не сядешь за руль даже
после одной рюмки. Не хочется мне, чтобы когда-нибудь мы с ней взглянули друг
другу в глаза с мыслью: «Наш сын или кто-то другой пострадал из-за нашего
подарка».
— Обещаю, — сказал я.
Астрид — чей косяк я добью, отвозя ее домой в своей новой машине,
— сжала мою руку.
— А я прослежу, чтобы он сдержал слово.
После второго рейса к пруду Гарри (пришлось съездить дважды, чтобы
развезти всех по домам) история повторилась. Я почувствовал, что меня дергают
за рукав. Это была Клер. Она увлекла меня в прихожую, как в тот день, когда
преподобный Джейкобс вернул Конни голос своим электрическим нейростимулятором.
— Мама хочет, чтобы ты еще кое-что пообещал, — сказала она, — но
стесняется попросить об этом сама. Я обещала ей это сделать.
Я ждал.
— Астрид хорошая девочка, — продолжала Клер. — Она курит — от нее
пахнет табаком, но это не значит, что она плохая. И у этой девочки хороший
вкус. Иначе она не встречалась бы с тобой три года.
Я ждал.
— Она к тому же умница. И обязательно поступит в колледж. Так что
обещай мне, Джейми, что не заделаешь ей ребенка на заднем сиденье этой машины.
Обещаешь?
Я чуть было не улыбнулся. Эта улыбка была бы наполовину
иронической, наполовину — болезненной. В последние два года у нас с Астрид было
кодовое слово: «переменка». Оно означало взаимную мастурбацию. Я еще несколько
раз заговаривал о презервативах и даже приобрел тройную упаковку «троянцев»
(один хранился у меня в бумажнике, два — в тайнике под половицей у меня в
комнате), но она была уверена, что при первой же попытке презерватив порвется
или протечет. Так что… переменка.
— Сердишься на меня, да? — спросила Клер.
— Нет, — ответил я. — На тебя — никогда, Клер-Эклер.
Это была правда. Мой гнев сберегался для того чудовища, за
которого она вскоре выйдет замуж, и этот гнев так никогда и не прошел.
Я обнял ее и пообещал не делать Астрид ребенка. Это обещание я
выполнил, хотя пару раз был близок к его нарушению еще до того дня в хижине на
Скайтопе.
В те годы мне иногда снился Чарльз Джейкобс (во сне он выкапывал пальцами пещеры в моей
понарошной горе; произносил Ужасную проповедь, а голову его, словно
электрическая диадема, венчало синее пламя), но сознательно я о нем не
вспоминал до того июньского дня в 1974-м. Мне было восемнадцать. Астрид тоже.
Школа кончилась. У «Хромовых роз» на все лето были расписаны
концерты (включая и парочку баров, на что родители скрепя сердце дали мне
письменное разрешение). Днем же, как и в прошлом году, я собирался работать на
ферме Марстелларов. Да, у «Топлива Мортона» дела шли отлично, и родители могли
заплатить за мое обучение в Мэнском университете, но ожидалось, что я тоже
внесу свою лепту. Поскольку до фермы оставалась еще целая неделя, мы с Астрид
много времени проводили вместе. Иногда шли ко мне домой, иногда – к ней.
Вечерами мы колесили по проселочным дорогам на моем «Галакси». Парковались в
каком-нибудь укромном местечке и устраивали… переменку.