— А сейчас, когда вы увидели мощь моего Творца Молний –
единственного в мире, уверяю вас, — вещал усиленный микрофоном голос, — я
продемонстрирую вам чудесный портрет, приобрести который вам поможет портрет
Александра Гамильтона в вашем кошельке или бумажнике. Продемонстрирую один
раз, прежде чем открою свое Электроателье, где предоставлю вам шанс сделать
лучшую фотографию в вашей жизни! Но сначала мне понадобится доброволец, чтобы
вы увидели воочию, на что вы так удачно потратите свои десять долларов! Есть
добровольцы? Кто-нибудь? Вы ничем не рискуете, уверяю вас! Ну же, друзья! Я
слышал, торопыги-оклахомцы славятся своей храбростью!
Перед помостом собралась приличная толпа – человек
пятьдесят-шестьдесят. На нем был брезентовый задник шести футов в ширину и
минимум двадцати в высоту. На заднике, словно на большом экране, была
фотография с изображением красивой молодой женщины в танцевальном зале. Ее
черные волосы были собраны в замысловатую прическу, на которую явно
понадобилось несколько часов. На женщине было вечернее платье с открытым верхом
и низким вырезом, приоткрывавшим соблазнительную грудь. В ушах у дамы были
бриллиантовые сережки, а губы накрашены кроваво-красной помадой.
Напротив фотографии великанши в танцевальном зале стоял
старомодный фотоаппарат: в стиле девятнадцатого века, на треноге и со шторкой,
которую фотограф накидывал себе на голову. С такого расстояния он мог
рассчитывать на снимок великанши от коленок и ниже. Тут же на подставке стоял
поднос с магниевым порошком. Балаганщик в черном костюме и цилиндре небрежно
положил руку на камеру. Я сразу его узнал.
Все это я помню четко, но охотно признаю, что моим воспоминаниям о
том, что произошло дальше, доверять не стоит. Ведь я был наркоманом со стажем и
уже два года как перешел на иглу (сначала кололся под кожу, но чем дальше, тем
чаще метил в вену). Я плохо питался и весил намного меньше нормы. К тому же я
температурил. У меня начался грипп, и развивался он быстро. Утром казалось, что
это обычный героиновый насморк, максимум простуда, но к тому времени, как я
увидел Чарльза Джейкобса с его старомодной фотокамерой на фоне задника с девушкой-великаншей
и надписью «Молниеносные портреты», я чувствовал себя словно во сне. Меня не
удивило явление моего бывшего священника, чьи волосы на висках уже тронула
седина, а рот обрамляли (неглубокие еще) морщины. Да я бы не удивился при виде
покойных матери и сестры, если бы те присоединились к нему на помосте в
костюмах дамочек из «Плейбоя».
В ответ на призыв Джейкобса несколько мужчин подняли руки, но тот
со смехом указал на огромную красавицу у себя за спиной.