Ну да, Малфрида слышала, что христиане на Руси обычно держатся друг дружки, живут одной семьей единоверцев, собираются вместе, молятся и не бросают своих даже в беде. И теперь оставленный женой и детьми Малк знает, у кого всегда можно найти поддержку. Однако сейчас, когда она вернулась, когда готова объяснить, что согласна на все, только бы они были вместе… Когда она это сказала, Малк отвел глаза.
– Ты сама не веришь в то, что говоришь. Это сейчас тебе так кажется, но твоя вторая сущность скоро вновь возьмет верх. И ты опять уйдешь. А я уже устал ждать тебя.
– Тогда погляди мне в глаза, и пусть твой Бог позволит понять мои мысли, понять, что у меня на душе.
Он смотрел. Она же старалась вложить в свой взгляд всю свою любовь, всю тоску, какой извелась за ним на чужбине, все свои помыслы о том, что готова даже отказаться ради него от чародейства… родить ему детей. Она станет его женой… но лишь при условии, что он оставит своего распятого Бога. Разве ее любовь, все то, что было между ними, не стоит того, чтобы отказаться от христианской веры?
– Я не сделаю этого, – глухо и печально сказал Малк. – Это здесь. – Он приложил руку к груди. – Я христианин, Малфрида. И я крестился, даже понимая, что теряю тебя. К тому же… – он помедлил и вдруг решительно произнес: – Теперь у меня другая жена. И скоро будет ребенок. Мой ребенок. Говорю же, я теперь не одинок.
И, словно в ответ на его слова, дверь распахнулась и появилась их служанка Гапка. Малфрида лишь привычно глянула на нее, но потом посмотрела уже внимательнее. Догадалась – это и есть жена Малка. Неказистая, коренастая, не чета ей, но все же жена. И под ее передником топорщится живот. Они ждут ребенка.
– И ты променял меня – меня! – на эту рабу?
Малфрида почувствовала себя униженной. Малк, ее Малк сошелся с приживалкой-рабыней! Променял свою великую любовь на обычную бабу, которая куховарила и опекала его в отсутствие жены… А еще грела ему постель, раздвигала ноги… пока не понесла от него. И Малк уже не одинок. У него есть жена, наверняка тоже христианка, которая родит Малку дитя, какого так и не принесла ему Малфрида. И теперь ей надо уйти…
Ну уж нет. Так просто она не позволит им себя отринуть!
Ведьма ощутила, как в глубине ее как будто опалило огнем. Заурчала утробно. Прикрыла глаза, наслаждаясь тем, что поднималось в ней – звериная, лютая злоба. Ведьма вцепилась в плетень, и сквозь варежки стали прорезаться когти, а из приоткрытого в недоброй улыбке рта появились клыки. Вот сейчас она выпустит это из себя и разорвет их обоих. Это будет ее месть за предательство и унижение! Она набросится на них – и лишь кровавые ошметки полетят! Ну же…