Курский перевал (Маркин) - страница 125

— И мы выдержим! — жестко, с яростью в голосе продолжал Ватутин. — Выстоим и раскромсаем их вчистую, наголову разгромим! Конечно, трудно будет, — приглушенно вздохнул он, — возможно, невыносимо трудно, но все нужно преодолеть и устоять. Эх, еще бы недели две, хоть недельку, и тогда… Но едва ли дадут они нам эту неделю. Вот-вот начнется. Но все равно ничего у них не выйдет. Ничего!

Решетников ловил каждое слово, каждый взгляд Ватутина, и его недавние сомнения таяли, словно дым под порывами буйного ветра. Только вернувшись к себе и взглянув на карту, на расчеты сил противника, он полным тревоги голосом задумчиво проговорил:

— А наступать-то на Курск будет миллионная армия!..

Утром 2 июля командующие Воронежским и Центральным фронтами получили шифрованную телеграмму Ставки Верховного Главнокомандования:

«Решительное наступление противника на Курск может начаться в период между третьим и шестым июля. Все войска немедленно привести в полную боевую готовность».

Тревожна и томительна на позициях советских войск под Курском была ночь на 4 июля — вторая ночь ожидания начала вражеского наступления. После захода солнца прошла, казалось, вечность, а ночной сумрак, несмотря на угасавшую с востока россыпь звезд, все еще упорно держался, сгущаясь в вышине и переходя в сплошную тьму на западе. Нерушимая тишина сковала все сплошь изрытое, густо заполненное людьми и техникой огромное пространство Курского выступа. Даже неизбежные спутники ночи — осветительные ракеты — и те не тревожили грозную тишину и сжимающий сердце предрассветный мрак.

В темном, напоенном свежим запахом сосны пулеметном дзоте с узкими проемами трех бойниц было душно, и разморенные ожиданием и бессонницей Гаркуша, Ашот и Алеша выбрались в ход сообщения. У пулемета остался сам сержант Чалый.

Все трое, лежа на отдававшей сыростью земле, молчали. Даже неугомонный Гаркуша, балагуривший всю первую половину ночи, притих.

Алеша Тамаев то засыпал на мгновение, то встряхивал головой, отгоняя сонливость, и опять, не в силах преодолеть дремоту, забывался. Он не помнил, сколько продолжалось такое полусонное состояние, и очнулся окончательно от мягкого, ласкающего света, властно заполнившего сырую траншею.

«Спокойно, тихо, значит немцы не перешли в наступление», — подумал он и так обрадовался этой мысли, что сонливая расслабленность мгновенно исчезла и все тело, словно под действием наплывавшего света, налилось свежей бодростью. Полежав еще немного, Алеша отбросил шинель, поднялся и пошел в дзот.

— Что не спишь? — мягко спросил его сержант Чалый.