Алеша, привычно взвалив на плечи станок пулемета, шел хотя и не так сбивчиво, как Ашот, но и он не чувствовал обычной уверенности, хотя по материальной части пулемета всегда имел только отличные оценки. Его волновало присутствие Саши Василькова. Дружеские, душевные отношения, которые установились между ними, были как раз той причиной, которая человека искреннего и дорожащего дружбой заставляет в присутствии друга показывать все лучшее, что есть в самом себе.
Старый сарай с дырявой крышей, где до войны колхоз хранил сельхозмашины, Чернояров сразу же после выхода роты на формирование приспособил для занятий пулеметчиков. На зеленых, заплесневелых стенах мелом и известью были нарисованы мишени. У ворот и по углам стояли три (по числу взводов) стола из грубо сколоченных неструганых досок с такими же массивными скамьями вокруг.
У ближнего от ворот стола Козырев остановил расчет и приказал собрать пулемет. Когда все уселись вокруг стола и Козырев хотел уже начать занятия, в сарай вошли невысокий, плотный генерал в серой с зелеными пуговицами шинели, в такой же простой фронтовой фуражке, и командир полка майор Поветкин.
— Садитесь, товарищи, садитесь, — взмахом руки остановил генерал вскочивших пулеметчиков и, подойдя к столу, весело, с прищуренными глазами и улыбкой на полном добродушном лице сказал:
— Знаменитый «максим». Старая, но испытанная и очень грозная машина. Как освоили ее? — все теми же веселыми глазами оглядел он пулеметчиков и остановился на Ашоте. — Из Армении? — спросил он, присаживаясь на край скамьи.
— Никак нет! Черное море. Город Туапсе.
— Хорошие места, красивые. Давно в армии?
— Четыре месяца одна неделя.
— А на фронте?
— Две недели третий день.
— И как, овладели станковым пулеметом?
— Так точно! Без глаз разберу и соберу, — в один вздох выпалил Ашот и, смутившись, тихо добавил: — Ночью, значит, и днем, значит…
— В общем в любых условиях, — помог ему генерал.
— Так точно.
— Очень хорошо! Давайте-ка посмотрим вот этот механизм, — подал генерал Ашоту замок пулемета.
Маленький смуглый армянин взял замок, неизвестно зачем дважды щелкнул ударником и, опустив руки, с натугой выдавил:
— Это, значит… Пулемет, значит, замок…
В сарае замерла настороженная тишина. Все взгляды сосредоточились на Ашоте. А он, маленький, бледный, растерянно стоял и беспомощно вертел в руках замок пулемета. Нервное, худое лицо Чалого позеленело. Гаркуша весь подался вперед, с ненавистью впившись глазами в Ашота. Алеша Тамаев стиснул полыхавшую жаром руку Саши Василькова, беззвучно повторяя: «Пропал Ашот, растерялся. Меня бы, лучше меня бы спросил или Гаркушу». Козырев понуро опустил голову, дрогнувшими пальцами теребя низ гимнастерки. «Да что же ты, Карапетян, что же ты? — глядя на Ашота, молил он. — Ну, соберись с духом, не теряйся. Это же не просто генерал. Это… Эх, да как же это я раньше не успел проверить всех! А теперь вот… Позор…»