А ведь семь лет назад ей казалось, что жизнь если не кончилась, то потеряла все краски, что нескольких месяцев безумной любви ей хватит на все оставшееся существование, в котором теперь было место только для работы и покоя. Тогда она поняла и прочувствовала столько, сколько, была уверена, дай Бог, понять троим смертным. И мир ее был переполнен не бытом, а бытием…
«Что же, старая любовь не ржавеет, а новая не пылает? Похоже, что Баратынский не ошибался, сводя сложности существования к «великому смыслу народной поговорки», — на душе потеплело от выпитого обжигающего кофе.
Заваривать кофе с душистым перцем и гвоздикой ее когда-то научил Алексей.
«Любовь ушла, привычка осталась», — Ольга улыбнулась собственному отражению в темном оконном стекле.
Когда-то в такое же темное стекло стучали золотистые листья каштанов. По устланному этими листьями тротуару можно было ступать бесшумно, как по ковру.
А вместо ковра в комнате лежала шкура белого медведя. Захарову-старшему ее подарили северные жители во время одной из арктических экспедиций. Он изучал Север, писал о нем книги, но потом вдруг написал нечто такое, за что попал почти что на этот самый Север, но в ином качестве.
В доме память об этом человеке, казалось, совершенно материализовала его образ. Будто он ушел только вчера. Все его вещи, книги и рукописи сохранялись в живом, а не музейном порядке. Здесь были «папин стол», «папин стеллаж», «папин атлас». В то же время как бы не было ничего «маминого». Не присутствовала и она сама: уехала в Петрозаводск к приболевшей сестре и задержалась там на неопределенное время…
Влюбленные шли от станции метро сначала по улице, по которой то и дело со звоном проносились трамваи, а потом повернули направо и оказались в тихих кварталах, где не было трамваев и троллейбусов.
Прекрасно ориентировавшаяся в любом городе, Ольга на этот раз ощущала себя ведомой, увлекаемой в дебри, заманиваемой в чужой замок. Она с волнением понимала, что не запоминает дорогу, что не найдет пути назад.
Что этого пути просто нет…
Дом из красного кирпича был построен в начале века. Но едва Ольга оказалась в подъезде, как поняла, что в недавнее время вся внутренняя часть дома претерпела разительные изменения.
Алексей подтвердил ее догадку.
— Видишь, здесь всего три этажа, но лестницу перепланировали, сделали более широкой, а из каждой коммуналки, выходившей на этаж, получилось по три отдельные квартиры. Причем, планировка довольно удачная. Сейчас сама увидишь.
На стене в прихожей висели бинокль, компас и пара моржовых клыков. «Папа привез из Арктики», — пояснил Алексей.