Корабль погружался в ненасытную утробу морской пучины, делая кощунственным всякое воспоминание о радости, связанной с его существованием.
Ресторанная копия «Завтрака с омаром» Хеда как бы возвращалась в свою стихию. Ольга спустилась в музейное фойе, надела плащ и стала нашаривать перчатки на дне сумки. Неожиданно ладонь дотронулась до холодной, похожей на стеклянную, обложки.
«Книга Миши. Я так и не прочла, что он написал в дарственной надписи».
Она достала томик и прочла название: «Единственный путь».
«На слух, — как название какого-нибудь коммунистического манифеста», — подумалось вдруг.
На титульном листе стремительным писательским почерком было начертано: «Твой единственный путь, Оля, — любовь. Единственная любовь».
Ольга бродила по бульварам, медленно приближалась к Пушкинской площади, шурша только что опавшими листьями.
«И вас подметут сегодня вечером. И вам осталось совсем немного свободы», — мысленно обращалась она к этим желтым, как будто одухотворенным существам.
На такси денег не было. Троллейбус, как всегда, оказался переполнен уже на конечной остановке.
Изнывая от тесноты, от множества случайных прикосновений и нечаянных объятий, Ольга доехала почти до дому. За остановку до своей она сошла, с трудом продвинувшись к выходу и проклиная осень, заставившую людей натянуть свитера, куртки и плащи, от которых троллейбусная толчея сделалась, казалось, еще невыносимее.
«Итак, нужно возвращаться в собственную жизнь», — убеждала себя Растегаева, входя в стеклянные двери родного гастронома. Самовнушение помогало плохо, но все же не помешало купить молоко, кефир и даже пристроиться в рыбном отделе к небольшой очереди за карпами.
Перед ней стояла молодая женщина с девочкой лет пяти.
— Мама, а что мы будем покупать? — поинтересовалась девочка.
— Верочка, ты же видишь, что здесь написано: «Живая рыба».
Девочка довольно долго и пристально присматривалась, как продавщица кладет на весы покрытых слизью, нешевелящихся карпов с выпученными глазами и обвисшими хвостами. Достаточно понаблюдав, малышка выдала заговорщицким громким шепотом:
— Мама, а ведь эта рыба неживая!
Как всегда, устами младенца глаголила истина.
Тем не менее, и мама девочки, и Ольга унесли в полиэтиленовых пакетах свои порции условно живой рыбы и, кажется, остались довольны.
Добытая пища придала Растегаевой уверенность в сегодняшнем дне. Она чувствовала себя так, словно сама была этой условно живой, и вполне пригодной к употреблению рыбой.
За сутки, прошедшие со времени вчерашнего события, она смертельно устала от воспоминаний и теперь чувствовала скорее раздражение от вторжения прошлого, чем неудовлетворенность нынешним. Ей хотелось размеренности, спокойствия и предсказуемости событий.