— Князя Андрея, как помнится, вдохновил зимний дуб. А тебя, что же, индийский чай?
— Как говорили древние — каждому свое.
Юрий Михайлович улыбался. Он был счастлив.
А Ольга была вполне довольна жизнью.
В лаборатории Ольга чувствовала себя почти как в собственном доме: все приборы, посуда, реактивы стояли на своих местах, повинуясь непоколебимому порядку, заведенному хозяйкой.
Едва завидев начальницу на пороге, Катя поинтересовалась:
— Ольга Васильевна, вас правда переводят в старшие научные?
— Вроде бы правда… А что, уже об этом говорят?
— Практически все, — многозначительно выразилась Катя.
— И как воспринимают? — теперь любопытство посетило Ольгу.
— По-разному. Есть и недоброжелатели, как мне кажется.
Катя была натурой скрытной, и выпытывать конкретные имена Ольга не стала. Она и сама подозревала, кто именно мог почувствовать себя недовольным.
До обеденного перерыва ни Катя, ни Ольга Васильевна больше не возвращались к этой теме.
Мирно работали приборы, вовсю накалялись электроплитки, гудел вакуумный насос.
Из-за шумового фона Ольга не сразу расслышала негромкий телефонный звонок.
«Неужели опять Захаров? — с явным неудовольствием подумала Ольга. — Ну, сейчас я ему выскажу».
— Алло!
В трубке молчали.
— Алло! Я вас слушаю.
— Ольга Васильевна, — голос был незнакомый, а вернее, измененный: то ли женщина пыталась говорить мужским голосом, то ли мужчина — женским.
— Да, это я. С кем, простите я разговариваю?
— С коллегой. Видите ли, голос сделал паузу, — мне нужно сообщить Вам нечто важное.
— И что же?
— Отнеситесь, пожалуйста, к этому известию спокойно. Очень Вас прошу.
— Говорите же, наконец!
— Ваш супруг Вам изменяет, Ольга Васильевна.
— Что? Кто Вы? Как Вы смеете мне звонить и сообщать подобную клевету?
— Это не клевета. Вы скоро сами убедитесь, что это чистая правда.
На том конце положили трубку. Ольге тоже ничего не оставалось, как опустить свою трубку на рычаг.
Часы показывали десять минут второго. Институт опустел и затих. Почти все сотрудники ушли на обед. Очевидно, «коллега» хорошо знал, что Ольга обычно уходит обедать позже, чем другие. И он или она выбрал самое удобное время для анонимного звонка.
Подобное сообщение не может оставить равнодушной ни одну женщину. Взволновало оно и Ольгу.
«Что, если это правда? — думала она. — Растегаев, по мнению давно знающих его коллег, никогда не отличался особой моральной устойчивостью. Но ведь я бы почувствовала! Впрочем, что именно я бы почувствовала? То, что он стал относиться ко мне по-другому? Но как? Если он никогда не относился ко мне с особым трепетом, он никогда не испытывал обвальной страсти?.. А это значит, что никаких изменений я не могу почувствовать. Он запросто может скрывать от меня все, что угодно».