– Так у меня… нету?.. – Анучин страшился выговорить роковое слово.
– Нету у вас рака, – сказал далекий Дранков. – Диета, отказ от алкоголя, а то и вправду можете нажить. Вы здоровы. Всех благ.
Щелк. Пи-пи-пи…
Из будки Анучин вышел с обалделой улыбкой, не чувствуя текущих слез. Стоял и глубоко дышал, глядя в пространство.
– Здоров… – прошептал он, мотая головой. – Ох, мама…
– А здоров, так идем назад… – ласково сказал Звягин, обнимая его за плечи.
Померкшая было жизнь заискрилась ослепительным будущим. Тихая музыка ликовала в Анучине, суля вечность и блаженство. Потрясения последних часов изменили, повернули что-то в самой сердцевине его естества. Словно распахнулась в душе закрытая раньше дверь, и дохнуло оттуда свежим воздухом: счастьем бытия.
Его распирало; говорливость с нервным смешком напали на него; он оступался на неверных ногах и все рассказывал, рассказывал поддерживавшему его Звягину, как тяжко бедовал в этот месяц, сколько перенес, и какая гора свалилась с его плеч!
– Бросай пить, пока дуба не врезал, – серьезно сказал Звягин.
– И брошу, – спокойно и отчетливо понял Анучин. Да; хватит; сколько еще можно искушать судьбу. Жизнь еще впереди. Полжизни. Все можно сделать. Наладить. Вернуть. Начать сначала. Он хочет жить. Очень хочет.
Он вдруг подумал о водке с суеверным страхом. Вдруг показалось, что если выпьет еще хоть рюмку, нарушит свои ночные зароки – и везение порвется, смилостивившаяся удача отвернется от него, конец его настигнет, судьба не простит отступничества. Нервы его были на пределе.
…Звягин добрался домой к вечеру и полез в ванну под хлещущий кипяток.
– Хорошо прокатился на яхте? – спросила жена, расчесывая на ночь волосы.
– Отменно! – прогудел он, распаренный и благодушный, приканчивая банку с маслинами. – Небывалая радость – болтаться до утра в заливе. Единственное развлечение – наблюдать нашего алкаша, как у него душа в пятки уходит. Дивный материал для кандидатской по психологии экстремальных ситуаций. Специально с волны гребень рвали, чтоб его пробрало.
– А вы сами не могли утонуть? – поинтересовалась дочка голосом, отражающим ее убеждение, что утонуть они, конечно, не могли ни при какой погоде.
– Чтоб мой же фельдшер меня утопил? – возмутился Звягин. – Гриша толковый яхтсмен. Да и кто бы нас в штормовое предупреждение выпустил в залив? Волна была от силы полтора метра.
– Тогда что ж тут страшного? – разочаровалась она.
– Это из теплой квартиры не страшно. А когда сидишь на фанерке ниже уровня воды, и фанерка эта проваливается под тобой, и волна хлещет, и темень, и извещают тебя, что – каюк, это, знаешь ли, впечатляет.