Герцог вдохнул аромат бренди.
– Два года как здесь не устраивали приемов. Признаюсь, я скучал по охоте с Чедвиком.
В нем чувствовалась странная сдержанность, которой не было раньше. Герцог ни словом не упомянул про разорванную помолвку Анджелины и последовавший затем ее поспешный отъезд вместе с матерью в Париж. Понятно, что это не та тема, на которую можно говорить откровенно, но Колин ощутил в нем желание поделиться. Еще он заметил, что Уайкоф старательно избегает смотреть в сторону старшей дочери. Это тоже показалось странным, и Колин подумал, что столкнулся с какими-то подводными течениями. Там, в глубине, что-то бурлило и перемещалось, но он не мог понять, что именно. Может, оно и к лучшему.
Уайкоф вздохнул:
– Все гоняешься за юбками?
– Думаете, я отвечу?
Герцог засмеялся.
– Звучит как «да».
Колин откашлялся.
– Я постарался проявить скромность.
Уайкоф приподнял брови.
– Мог бы не стараться, это бессмысленно.
Колин решил сменить тему:
– Добавить бренди?
– Нет, спасибо, – отказался герцог. – Пойду к твоему отцу, усядусь рядом с ним в уютное кресло и попытаюсь не заснуть, хотя был бы не прочь.
Колин поклонился Уайкофу и, провожая его взглядом, увидел, как Анджелина попыталась по пути перехватить отца, но тот уклонился. Это было странно. Колин нахмурился, но решил не обращать внимания.
Торчать у буфета было очень удобно, однако Маргарет высмотрела его и тут.
– Анджелина согласилась поиграть нам на рояле. Не можешь ли оказать нам любезность и попереворачивать страницы нот?
На неожиданный приступ лихорадки тут не сошлешься, придется соглашаться.
– Ну разумеется. – Колин направился к инструменту, возле которого стояла Анджелина и стягивала перчатку. Он уже забыл, какие длинные у нее пальцы… А разве должен помнить? Отбросив в сторону странную мысль, Колин стал ждать, когда она начнет играть.
– Ты можешь читать ноты? – Она затеребила другую перчатку.
– Могу. – Колин нахмурился. – Тебя это расстраивает?
– Нет, конечно.
Ему показалось, что она лжет.
– Что будешь играть?
– Сельский танец «Гримсток». – Анджелина сунула ему ноты.
Колин наклонился и через ее плечо установил тетрадь на пюпитре, заметив при этом:
– С твоим мрачным лицом только танцы и играть.
– Просто я вечность не касалась инструмента. Боюсь, это будет настоящим мучением: для меня играть, а для них – слушать.
– Что-то ты поздно спохватилась.
– Начну играть, как только буду готова!
– Да уж, пожалуйста. И не рычи на меня. Могу только добавить: чем раньше начнешь, тем быстрее закончатся мучения.
– Ну уж не настолько плохо я играю.
Он сложил руки за спиной и ничего не ответил.