После недолгих сборов они загрузились в нутро внедорожника и направились в город. Дорога прошла в молчании, все были заняты своими мыслями. Еще более молчаливым оказался Колин... Лишь на скулах периодически вздувались желваки. Известие о задохлике, пробудившем сапфирово-синие глаза, оказались для него сильным ударом. Сестра, обеспокоенно посмотрела в глаза брату и успокаивающе положила руку на плечо. Колин слегка вздрогнул и, вяло улыбнувшись, посмотрел на младшую сестру. В его изумрудно-зеленых глазах с вертикальным зрачком плескался тихий гнев и разочарование...
Разговор с матерью принес лишь новые вопросы... и далеко не только это... После рассказанного ею у меня с глаз не только сползли розовые очки, которые Кеничи носил до моего "переселения", но и на плечи свалилась целая гора новых проблем. Клан, глаза и еще разговор матери с Мию наедине... О чем, черт их дери, они там разговаривали, да еще наедине?! И многое недосказанное...
Мой седалищный нерв тут же высказался о предстоящих проблемах...
Первый школьный день нового триместра... Блин, как же надоела учеба, верите, нет?! Единственно, что радовало - это солнечная погода, но и она омрачалась серыми школьными стенами.
- Сирахама! Вам не интересен мой предмет и поэтому вы витаете в облаках? - Строгий голос учителя отвлек меня от тяжких раздумий. - Или вы настолько готовы ответить, почему в произведении Уильяма Шекспира Джульета покончила с собой?
Я встал и ответил:
- Любовь. - И улыбаюсь. - Джульетте, осуществляя инсценировку гибели, не удалось предупредить через святого отца церкви, с которым данный план и был разработан, бедного Ромео. Когда он прибыл в церковь, куда она была доставлена для отпевания, то выпил яд. И после его смерти как раз закончилось действие препарата, который вызвал летаргический сон, и первое, что увидела Джульетта перед собой -остывающий труп любимого.
Кто-то из девушек сдавленно вздохнул. Вот такие у нас в классе романтические души.
- После чего, посетовав на любимого, не оставившего ей и капли яда, она пронзила свое сердце острым кинжалом, который, как атрибут любого дворянина той эпохи, висел у Ромео на поясе. - Тишина... чьи-то горестные вздохи. - Мне про Монтекки и Каппулетти пояснять?
Препод моргнул, другой раз и, наконец, пришел в себя:
- Нет, Сирахама, можете садиться, великолепное пояснение. - Учитель положил книгу. - Кто желает дополнить? Или больше никто не прочел к занятию бессмертный труд зарубежного автора?
Дальше пошло обсуждение произведения. Меня больше не трогали. Краем глаза заметил, как хмыкнула Фуринзи.