Я положил проволоку на пол, сосредоточенно вглядываясь в ментальный фон Рокотова, ждущего в отдалении… Он еще бдителен, он еще не уверен, что мы здесь останемся надолго… Но он станет спокойней, когда пройдет время… когда мы допустим пересечение с разведчиком… Допущение пересечения — это успокоит его, а я смогу выправить перестроенные схемы поиска, взяв в расчет данные этих разведчиков… Тогда нас не найдет ни Рокотов, ни его разведчики… Найдет только Тишинский… но он потеряет время… Пройдет время… а время меняет и обстоятельства… Я взял энергоблок с загруженной портупеи…
— Что вы делаете, полковник?..
— Присягаю на верность себе, Олаф. Готовься, скоро выходим.
Рокотов спокоен. Это значит, что он держит наш фоновый сигнал под контролем, но не способен определить точно наше положение… Я резко толкнул Олафа в плечо, и он сразу проснулся.
— Уходим. Сейчас.
Он не стал задавать вопросов, поняв все сразу, растолкал Ханса и схватил оружие…
Мы не спустились под землю, где велика возможность натолкнуться на заблокированные после штурма и пожара тоннели, а скоро пошли через наземные уровни зданий, избегая пересечений с разведчиками. Нужно спешить — скоро кончится время замедлителя, а рвануть должно ровно в то время, когда мы выйдем из зоны восприятия Рокотова… Он, не сосредоточенный на нашем местоположении, потеряет нас в момент взрыва. Но надо спешить — остались считанные секунды…
Рокотов потерял наш сигнал — мы вне зоны восприятия… Я упал лицом в пол, закрывая глаза руками, увлекая за собой бойцов… Сияние ударило по глазам, за раскатами двинулась взрывная волна, накрывая нас гулом и треском, сорванными панелями и градом осколков… Мы свободны. Рокотов не видит нас, он сосредоточен на взрыве, призывая в эту зону разведчиков…
Олаф поднялся, поднимая и пыль, — будто белый зверь гордо встал передо мной… встал, будто с осыпающейся с его шкуры дымкой…
— Вы одним зарядом здание снесли… Я не знал, что вы такой подрывник…
— Ты еще много обо мне не знаешь. Идем. Скорей.
— Вы ж в штабе служили… еще и в Центральном…
— Да, мне были открыты все карты, и я был счетной машиной, рассчитывающей действия наших и вражеских диверсантов, Олаф.
Ханс робко коснулся моего погашенного погона…
— Полковник, так это значит, что вы сильнее боевого офицера?..
— Нет, Ханс. Мне не знакомы нагрузки за пределами спортивных залов.
— Это не важно, когда вы можете так запросто убить, кого только пожелаете, — любого…
— Убить недостаточно — нужно остаться в живых… Я болен, Ханс.
— Но это пройдет…
— Я не знаю. Это со мной впервые…