Высочайшего соизволения» вышла книга на русском, польском, английском и французском языках — «Последние часы жизни Императора Николая Первого» (без указания автора и издателя, с пометою типографии II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии), как выясняется, принадлежавшая перу главного управляющего II Отделением графа Д. Н. Блудова. Характерен эпиграф: «Блаженни мертвии, умирающий о Господе». Книга сия была направлена к тому, чтобы, кратко изложив ход болезни императора, его просветленную кончину, рассеять сомнения в неестественности его смерти.
Для успокоения умов была напечатана записка доктора Мандта «Ночь с 17-го на 18-е февраля 1855 года», первоначальная редакция которой была, однако, исправлена и дополнена в духе политической необходимости момента. Позже Мандт издал весьма ценную, с точки зрения сообщаемых сведений, статью «О последних неделях императора Николая I». Об этих документах — разговор позже.
Уже после революции многочисленные источники на эту тему пополнились новыми, найденными в архивах. В 1918 году в архиве графа П. Д. Киселева, человека умного и наблюдательного, была обнаружена рукопись, принадлежавшая его перу, освещающая последние часы Николая I.
В рукописи Киселева сильно выражено непосредственное чувство полной неожиданности, внезапности кончины Николая, что обычно скрывалось в воспоминаниях современников. Эта неожиданность тем более знаменательна, что автором рукописи был граф П. Д. Киселев, генерал-адъютант, министр, чрезвычайный посол и прочее — лицо, близкое ко двору. Была ли смерть следствием осложнившегося гриппа или Николай не сохранил сил душевных и оборвал сам нить своей жизни?
Литература — и официальная, и мемуарная — представляет кончину Николая следующим образом: «Сей драгоценной жизни положила конец простудная болезнь, сначала казавшаяся ничтожною, но, к несчастью, соединившаяся с другими причинами расстройства, давно уже таившимися в сложении, лишь по-видимому крепком, а в самом деле потрясенном, даже изнуренном трудами необыкновенной деятельности, заботами и печалями, сим общим уделом человечества и, может быть, еще более Трона». Это — граф Блудов. А вот что пишет доктор Мандт: «В Гатчине государь стал неузнаваем: душевное страдание сломило его прежде, чем физическое. Если бы Вы его видели при получении каждой плохой вести! Он был совершенно подавлен, из глаз его катились слезы, и часто он слишком обнаруживал овладевавшее им отчаяние. Но эти минуты бывали для государя нечеловеческим мучением…» В более поздних заметках о Николае мы находим указание на то, что в Гатчине, где он тогда жил, «помнят про его бессонные ночи, как он хаживал и клал земные поклоны перед церковью».