Тот факт, что в замке Талаир находятся другие люди, кроме герцогини и ее дам, был настолько очевиден, что не стоил комментариев или упоминаний. Великое множество людей проживало в замке столь могущественного герцога, как Бернарт де Талаир, и, если одним из них был его младший сын и поэт, что с того? Женщин в замке, даже здесь, в Арбонне, охраняли, как пряности или золото, запирали по ночам от всех, кто мог бродить в тишине под покровом темноты.
Но ночь и ночные скитальцы были еще далеко. Стояло прекрасное утро, и оно было первой, нежной нотой той песни, в которую превратится весна в Арбонне. Слева от дороги террасы виноградников уходили в даль земель Мираваля, уже светло-зеленые, обещающие урожай зрелого, темного, летнего винограда. К востоку от извивов тропы воды озера Дьерн ослепительно сверкали синевой под лучами раннего солнца. Аэлис ясно видела остров и дым, поднимающийся от трех священных костров в храме Риан. Несмотря на то что Аэлис провела два года на другом, более крупном острове богини, лежащем в море далеко на юге, она прожила всю жизнь слишком близко от сосредоточия и игр мирской власти и не стала по-настоящему набожной. Но в то утро она про себя вознесла молитву Риан, а потом еще одну — в душе удивляясь самой себе, — Коранносу. Она просила о том, чтобы бог Древних тоже обратил на нее благосклонный взор со своего трона за солнцем.
Воздух был таким чистым, что она уже могла различить Талаир на дальнем берегу озера. Крепостные стены вздымались грозно и сурово, как и подобает стенам столь гордого дома. Она оглянулась назад и увидела за разделяющими их виноградниками столь же вызывающие стены Мираваля, даже чуть более высокие, обитель семьи, чье происхождение не уступало другим благородным семействам Арбонны. Но когда Аэлис смотрела через озеро на Талаир, она улыбалась, а когда оглянулась на замок, в котором жила со своим мужем, то не смогла сдержать дрожь, и ее обдало холодом.
— Я так и знала, что ты продрогнешь. Я захватила твой плащ, Аэлис. Еще слишком рано, и весна только началась.
Ее кузина Ариана, подумала Аэлис, слишком сообразительна и наблюдательна для тринадцатилетней девочки. Она уже почти достигла возраста замужества. Пусть и другие девушки из их семьи откроют для себя сомнительные радости политических браков, со злорадством подумала Аэлис. Но быстро отогнала эту мысль: она не позволит другому такому сеньору, как Уртэ де Мираваль, испортить жизнь своей родственнице, и уж тем более такой жизнерадостной девочке, как Ариана. Она и сама была почти такой же, подумала Аэлис, и не так уж давно.