Получив образование в ряде школ, насаждавших веру в мультикультурализм и либеральную ортодоксальность, она ничего не знала о церкви, но была жадна до информации и обучения. И только позже он осознал, что эти отношения между учителем и ученицей были для нее крайне эротичны. Ей нравилось подчиняться, и не только физически. Но она быстро перегорала. И брак не стал исключением.
Церковь, где он в то время служил приходским священником, продала большой викторианский дом, построив на его месте современное двухэтажное строение без особых архитектурных достоинств, но очень экономичное в содержании. Барбара ожидала не такой дом.
Расточительная, своенравная, капризная, она не была – и он быстро это понял – подходящей женой для честолюбивого англиканского священника. Скорее, наоборот.
Даже секс стал причинять беспокойство. Ей прямо не терпелось, когда он падал с ног от усталости или когда на ночь изредка оставались гости. В такие моменты, когда жена шептала ласковые слова, которые легко перерастали в громкие колкости и требования, священник понимал, и от этого становилось неловко, как тонки в спальне стены. На следующее утро за завтраком она – заспанная и ликующая – появлялась в пеньюаре, откровенно кокетничала, поднимая руки так, чтобы ниспадал тонкий шелк.
Зачем она вышла за него? Ради обеспеченной жизни? Чтобы сбежать от ненавистных матери и отчима? Чтобы ласкали, заботились и баловали? Чтобы чувствовать себя в безопасности? Чтобы быть любимой?
Он все больше страшился ее непрогнозируемых капризов, вспышек необыкновенной ярости. Старался, чтобы в приходе ничего не узнали, но вскоре до него стали доходить слухи. Сгорая от стыда, он вспомнил, как к нему зашел один из церковных старост, врач по специальности.
– Конечно, ваша жена не моя пациентка, викарий, и мне не хотелось бы вмешиваться, но у нее явно проблемы. Мне кажется, вам следует обратиться за помощью к специалисту.
Но когда он предложил сходить к психиатру или хотя бы к терапевту, она, рыдая, обвинила его в том, что он пытается от нее избавиться и запрятать в психушку.
Снаружи завывание ветра, который на несколько минут поубавил свою мощь, снова выросло до ошеломляющего крещендо. Обычно ему нравилось прислушиваться к неистовству стихии, лежа в уютной кровати. Но эта небольшая и функциональная комната казалась ему не столько убежищем, сколько тюрьмой. С тех пор как умерла Барбара, он молился о прощении за то, что женился на ней, за то, что не оправдал ее надежд на любовь и понимание. Но он никогда не просил прощения за то, что желал ей смерти. Теперь, когда он лежал на этой узкой кровати, прошлое обрушилось на него всей тяжестью.