Он открыл дверь «фольцвагена»; ближайший к Полу мужчина резко захлопнул ее.
— По-видимому, мы зашли в тупик, — проговорил Форман. Он достал сигареты. — Не возражаете, если я закурю?
Человек, который захлопнул дверь, протянул руку. Форман отдал ему пачку.
— Угощайтесь, — предложил он.
Вперед выступил второй мужчина, его ружье было нацелено в грудь Формана.
— Сеньорита Бионди не говорила ни о каких гостях, — сообщил он своим приятелям.
— Так значит, — ответил Форман, — вы, господа, из Чинчауа. Какое это для меня облегчение! Давайте я подвезу вас до деревни? Не стесняйтесь, залезайте в машину.
Заговорил мужчина, стоявший позади Формана.
— Я думаю, будет правильно застрелить его прямо сейчас.
— Да, — согласился второй. — Заведем его в лес и прикончим там. Тогда нам не нужно будет возиться с трупом.
— Решено, — сказал другой.
— Это очень забавно, — вмешался Форман. — Но я не уверен, что сеньорита Бионди поймет вашу шутку.
— Пристрелить его немедленно.
— Ребята, давайте на время оставим все эти разговоры насчет «пристрелить» и «прикончить». Я знаю, вы меня только дразните, но это меня все равно огорчает. Вот что я вам скажу — давайте заключим сделку. Отведите меня к сеньорите Бионди. Если она скажет, что я не друг, можете застрелить меня прямо там, на месте.
— Убить его мы всегда можем, — решил тот, кто раньше согласился с предложением отвести Формана в лес.
— И еще автомобиль.
— Sí, — согласился мексиканец.
Форман открыл дверь «фольцвагена», и четыре ружья были немедленно нацелены на него. Он показал шаль.
— Для сеньориты, — объяснил он.
— Пошли.
Деревня Чинчауа состояла из тридцати или сорока маленьких домишек, построенных из дерева и гофрированного железа. Некоторые из них были покрыты шифером, крышу другим заменял плотный черный картон. Деревню пересекала одна-единственная грязная дорога, заканчивающаяся у небольшой белой церквушки. Улица служила пристанищем обычным ее обитателям — курам, свиньям и играющим в футбол мальчишкам. Заметив пришельцев, с десяток шелудивых псов начали выть, лаять и наскакивать на них. Сопровождающие Формана роздали несколько хорошо рассчитанных пинков, и собаки отступили, причем в их водянистых глазах читалось нечто вроде угрюмой признательности.
Улица стала заполняться людьми, собиравшимися за спиной старика с белыми усами и почти дочерна сожженным горным солнцем лицом. Он стоял посередине улицы, наблюдая за приближением Формана и его стражи. Не доходя шести футов до старика, вновь прибывшие мексиканцы остановились, и один из мужчин заговорил на языке, который Форману никогда раньше не приходилось слышать; в голосе мужчины чувствовалась почтительность. Старик слушал, время от времени поглядывая на Формана своими темно-карими глазами.