— Мое место рядом с вами, Грейс, — сказал Форман.
— На ленч бобы и тортильи. — Она разожгла огонь. — Одна из женщин, с которой я здесь подружилась, каждое утро печет для меня свежие тортильи. Они довольно вкусны. Бобы я готовлю сама. Muy picante, señor[96]. В этих местах, если чили не входит в ваш рацион, вы рискуете остаться голодным.
— Я старый мексиканец.
Она разложила бобы по глиняным чашкам, и они уселись на трехногие табуретки; шаль Форман использовал в качестве подушки. Он положил немного бобов в лепешку и быстро проглотил ее, сам удивляясь, насколько он голоден. Напротив неторопливо жевала Грейс, глаза ее были опущены. Она была даже красивее, чем он запомнил ее. Смуглая гладкая кожа, четко очерченные, нежные и, одновременно, сильные черты лица. Тщательно выгравированная линия ее рта восхищала Формана и возбуждала его воображение.
— И как вы меня находите? — спросила она, бросив на Формана быстрый изучающий взгляд.
— Это секрет. Давайте поговорим о нас. Похоже на какой-то фильм тридцатых годов — герой отправляется в дикие неизведанные места, и его берет в плен гордое и примитивное племя индейцев. И только они собираются распять его на муравейнике (какая ужасная смерть!), как появляется прекрасная белокурая богиня и объявляет, что он принадлежит ей.
— Я пригласила вас только на ленч. Так что не увлекайтесь.
— Вы не говорили бы так, если бы посмотрели этот фильм.
— Сказать вам, чем закончится это кино?
— Не стоит беспокоиться.
— Заключительные кадры: герой один скачет вниз по склону, чтобы никогда больше не появляться в этих краях.
— А вам не приходила в голову мысль, что настоящими романтиками являются именно мужчины?
— Ешьте свой ленч.
Он вздернул подбородок.
— Вы моя первая белокурая итальянка…
— Как интересно вы выразили свою мысль!
— Расскажите мне историю своей жизни.
— Мать ирландка, отец итальянец. Родилась в Нью-Йорке, выросла в Филадельфии.
Он перевел глаза на ее рот. Губы Грейс были сочного розового цвета. Он очень хотел поцеловать ее. Форман достал шаль.
— Это вам, — тихо произнес он.
— О… — Она издала звук, который одновременно означал и радость, и сожаление. — Она замечательная, правда. Но я по-прежнему не могу принять ее. Мы ведь и вправду не знаем друг друга.
— Отец у вас итальянец, мать ирландка. Родом из Нью-Йорка, росла в Филадельфии. Здравствуйте, как поживаете…
Она взяла шаль и прижала ее к лицу.
— Обожаю запах натуральной шерсти.
— Она ваша.
Грейс колебалась.
— Очень хорошо, я приму ее, с удовольствием. Но ничего не изменилось. После ленча вы должны будете уехать.