В.С. Редкобородый и Б.К. Ратников, тогда начальник ГУО и заместитель начальника СБ Ельцина, по-товарищески предупреждали меня: «Валерий Николаевич, постарайся не попадаться на глаза Борису Николаевичу!» Они знали, что во времена СССР мне приходилось сталкиваться с ним лично, создавать проблемы ему и А.В. Коржакову, и большой любви ко мне, как вы понимаете, они не испытывали.
Но как это при нашей работе — «не попадаться на глаза»? Обстановка в Нагорном Карабахе была тогда очень непростой, там фактически шла война, и надо было либо работать, либо прятаться от неуважаемого мной лица.
Кстати, к Александру Васильевичу Коржакову я до сих пор отношусь с большим уважением, хотя не все в его деяниях разделяю и оправдываю.
А прятаться, например, в аэропорту Ходжалы, куда прибывали и откуда убывали высокие гости, было просто негде. Он чуть больше футбольного поля. Увидев меня, Ельцин, глядя поверх голов преподносивших ему хлеб-соль девушек, как мне рассказывали потом, спросил у охраны, показывая на меня пальцем: «А этот все еще служит?» Расправа была короткой.
Усугубил дело и еще один эпизод. Ельцин и его свита после обязательных для них возлияний забыли в своей временной резиденции тезисы доклада, которые он должен был читать, кажется в Ереване, куда президенты-миротворцы улетали. По просьбе Коржакова моим ребятам удалось разыскать этот документ, а мне, пригнувшись под винтами готового к взлету президентского вертолета, передать его лично в руки докладчику. До сих пор помню уставленные на меня немигающие злые глазки первого президента России. Обид и свидетелей его унизительного положения, о чем я еще расскажу, ЕБН не забывал никогда. Да, видимо, и с похмелья утром тяжеловато ему было.
В Москве меня уже ждали документы об увольнении со службы с выслугой чуть больше 24 лет.
Один из молодых горбачевских охранников (Олег Климов), на некоторое время ставший единомоментно из майоров полковником, со словами: «Мы не нуждаемся в предателях!» бросил мне в лицо несекретную часть моего личного дела и предложил в ближайшее время встать на воинский учет по месту жительства в Гагаринский военкомат. Обычно офицеры Комитета госбезопасности стояли на учете в пенсионном отделе центрального аппарата КГБ СССР или, соответственно, УКГБ по г. Москве и Московской области.
Уходя из кабинета, я сказал: «Еще неизвестно, кто из нас предатель? И если ты, Олег, думаешь, что долго здесь просидишь, то уверяю, Борис Николаевич больше месяца тебе и твоему шефу покомандовать не даст!» Я оказался прав. ЕБН, как уже было сказано, обид не прощал. Уже через несколько дней он прилюдно показал «перестройщику», кто он есть.