— Ты действительно мечтал обо мне, Рафаэль? — спросила Алана, музыка и чувства сделали ее голос таким же красивым, как и глаза.
— Да, — тихо ответил он. — Это единственное, что помогло мне сохранить здравомыслие в этом аду.
В голосе Рафа Алана уловила искренность и боль. Она внимательно посмотрела на него.
— Что произошло? — спросила она.
Раф колебался.
— Не очень приятная история. Я не уверен, что тебе захочется узнать об этом.
— Если ты можешь воздержаться и не рассказывать мне, я могу воздержаться и не слушать.
Раф все еще колебался. Алана взяла его за руку, слегка сжала ее пальцами и повела Рафа за собой вдоль берега озера.
— Не переживай, — успокаивала она. — Мы позавтракаем, а затем погреемся на солнышке и будем считать листья на осинах. Помнишь?
Глаза Рафа посветлели. Легкая улыбка тронула его губы.
— Я помню, — подтвердил он. — Первый, кто моргнет, должен начинать все сначала.
— Предварительно уплатив штраф.
— Конечно, — охрипшим голосом произнес он. — Эту часть игры я помню очень хорошо.
Искоса взглянув в сверкающие янтарные глаза Рафа, Алана поняла, что он действительно ничего не забыл. Поднося к губам ее руку, он слегка сжал пальцы, ласково пощекотав усами чувствительные подушечки. Затем нежно захватил зубами мягкую кожу у основания большого пальца.
— За что это? — спросила Алана, затаив дыхание.
— Я моргнул, — сознался Раф. — Разве ты не заметила?
— Нет. Я, видно, сама моргнула в это время.
— Ты задолжала мне.
— Но ведь мы даже не начали считать листья, — пыталась возразить Алана.
— Если ты хочешь возложить на меня соблюдение всех технических тонкостей, боюсь, мы сможем открыть счет лишь после завтрака.
Алана, улыбаясь, вела его к лощине, где они оставили свои рюкзаки. Пока Раф собирал рыболовные принадлежности, брошенные в спешке, едва он услышал крики Аланы, она вытаскивала из сумки бутерброды и фрукты.
Они завтракали не торопясь, давая возможность солнечным лучам и тишине уничтожить остатки ночных кошмаров. Когда Раф закончил есть, он вытянулся на спине, подложив руки под голову. Рубашка вылезла из-под пояса, обнажив узкую полоску кожи темно-медового оттенка. Из-под низко спущенных джинсов выглядывала тонкая линия темно-каштановых волос, казавшихся почти черными. Там, где рубашка все еще прикрывала тело, она напоминала тень: гладкая, скользящая, повторяющая все его движения, из настолько мягкого хлопка, что на ощупь показался Алане нежнее бархата, когда она около озера обнимала Рафа.
— Семь тысяч шестьсот девяносто два, — произнес Раф.
— Что?
— Семь тысяч шестьсот девяносто два.