— Хорошо.
— Тебе нравится здесь?
— Да.
— Ну, еще бы! — сказал он как бы про себя и хмыкнул. — Курсанты довольны?
— Довольны.
— Ни на что не жалуются?
— Да нет…
Он опять хмыкнул недоверчиво.
— Слушай, ты был в оккупации?
— Был.
— Где?
Гурин сказал.
— Ну и как?
Василий пожал плечами: мол, обыкновенно.
— И немцев видел?
— Видел.
Старший лейтенант хмыкнул, на этот раз удивленно:
— Вот так, как меня?
— Конечно. Они раза два ночевали у нас в хате.
— Ну и как? — он остановился напротив Гурина и все с той же улыбочкой вперил в него свои круглые острые глазки.
— Что «как»? Нас выгнали на кухню, а сами там орали. Один все к матери приходил: «Матка, гляс» — стаканы попросил, потом опять пришел — «Матка, тарелька». А утром они уехали.
— А ты?
— А что я? Я вообще старался на глаза им не показываться.
Шульгин улыбнулся ехидно. Чтобы до конца удовлетворить его любопытство, Гурин похвастался:
— Я видел итальянцев, румын, словаков, казаков, потом еще каких-то — у них на рукавах была нашивка: пальма и полукругом написано «Turkistan».
Шульгин сморщил подбородок, выпятил нижнюю губу:
— Интересно… — Склонив голову набок, спросил: — Слушай, а как же ты живым остался?
— Не знаю…
— А чем ты занимался в оккупации?
Гурин рассказал. Шульгин слушал, то хмыкая, то склоняя голову набок, — удивлялся, то кривил рот — не верил.
— Стихи писал, листовки… И живой остался? И тебя ни разу не вызывали ни в полицию, ни в гестапо?
— Нет, не вызывали.
— Но ты же комсомолец? И даже комсомольский билет, говоришь, сохранил. И не вызывали?
— Нет, не вызывали.
— Слушай, а ведь немцы многих завербовали, кто был в оккупации.
— Не знаю. Меня не вербовали.
— Может быть. Но многих, это я тебе говорю. Нам надо их выловить. Вот ты и поможешь. Ты был в оккупации, и с тобой они будут искать общий язык.
— Общий язык? Со мной? — удивился Гурин.
— С тобой они будут откровеннее. А ты будешь сообщать мне о таких разговорах. О всяких, понимаешь? А уж мы тут разберемся.
— Ну, какой шпион будет откровенничать с комсоргом роты!
— Каким комсоргом?
— С обыкновенным. Я ведь комсорг роты, — сказал Гурин и прямо посмотрел на Шульгина.
— Ты комсорг роты? Кто же тебя назначил? Ну, политики! Нашли комсорга…
Скривив рот в брезгливой улыбке и отрешенно покачав головой, Шульгин заключил:
— Ну ладно… Иди.
Гурин был взбешен. Прямо от Шульгина он побежал в землянку майора. Его душили слезы. Майор спрашивал, что случилось, а он не мог говорить — только кусал себе губы. Наконец сказал:
— Я не буду… комсоргом…
— В чем дело? — нахмурился майор. — Что случилось?
— Мне… нельзя… доверять… Я был… в оккупации… а вам не сказал… Младшему лейтенанту тоже тогда не сказал… Но я думал… Я не знал…