Это уже не детское любопытство. Это куда более серьёзно. Границы летят ко всем чертям. И только тихий шёпот внутреннего голоса, оставшихся жизненных ценностей и капли здравого смысла могут вернуть их обратно на землю. Но что, если и это можно потерять? Не слышать, не ощущать, не видеть ничего, кроме своего запретного плода. Настолько желанного и спелого, что буквально кружится голова. И тогда они просто теряют себя. Заблудшие и грешные души, которые покусились на Дерево познания Добра и Зла, как говорится в Библии.
Я сижу в летней беседке, закутавшись в плед, и вглядываюсь в тёмную чащу леса. Ди суетится на кухне, подготавливая для нас вино, что даёт мне некоторое время на размышление. Почему-то мне приходит в голову писание об Адаме и Еве. Я прихожу к выводу, что люди в принципе склонны по своей природе к искушению. Это так. Взять даже первых людей на Земле. Они жили в Эдемском саду. Господь разрешил им есть «от всякого древа в саду» и запретил есть лишь плоды Дерева познания Добра и Зла, предупредив, что следствием непослушания будет смерть. Но Ева всё же поддалась сладким уговорам Змея и вкусила этот плод, более того, поделилась им с Адамом. Можно ли считать, что женщина стала первой грешницей? Именно она уволокла на дно грехопадения и искушения своего возлюбленного.
Я всегда была слишком строга к себе. И сейчас, вспомнив Библию, я кажусь себе ещё большей виновницей всех бед. Мне вдруг становится абсолютно ясно, что я подвела Уилла. Я подпустила его к себе максимально близко, вовлекая во все женские заботы и заморочки, приоткрыла обзор на запретное Дерево и, сорвав недозволенное, протянула ему плод. Надкусила сочную мякоть и поднесла к его рту манящий фрукт. Пусть его губы первыми накрыли мои, но ведь всё исходит от женщины, так? Вот и тогда – все эти письма к Марлен и просьба почитать мне перед сном… Я постоянно… постоянно тянула его за собой, не отпускала ни на секунду. Наставления родителей казались мне сущей выдумкой. «Что за глупости? Уилл есть Уилл», – думала я. Но всё зашло слишком далеко.
Ди застаёт меня врасплох, присаживаясь напротив и разливая по бокалам вино. Она интересуется о брате, отчего мои щеки становятся пунцовыми. Словно их со всей силы щипали, создавая румянец, как в старину. Я уверена: даже самая выносливая лгунья, будь она на моем месте, так же краснела бы, если бы дорогой ей мужчина ещё несколько паршивых минут назад касался её через тонкое кружево трусиков. Я уверена…
Что же касается меня, то я совсем не выносливая, и если бы не Ди, то наверняка его пальцы сейчас возносили бы меня на небеса. Краснею ещё больше от своих мыслей, пряча лицо за бокалом и топя в нём свою неуверенность.