Естественно, что, стоило схлынуть первому потрясению, Оборышев почувствовал себя оскорбленным. Нет, но как вам это понравится: опять он весь в экскрементах, а она вся в белом! А уж наивное восклицание Светы — и вовсе уязвило до глубины души. К счастью, Мстише хватило ума обиды своей не выдать и покорно испить горькую чашу до дна.
Светлана утешала мужа весь вечер, так что в конце концов он чуть ли не сам уверовал, будто поразившее его безобразие вызвано скорее профессиональными, нежели бытовыми проступками.
На следующее утро позвонил Авениру, сказался больным. Телефон отключил. Пил и смотрел телевизор. Вчерашний сюжет муниципалка прокрутила трижды. В полдень благолепный Вожделея и неподобный Оборышев возникли в столичных новостях.
А ближе к вечеру за Мстишей пришли.
* * *
Визитеров пожаловало двое, оба в штатском. Судя по их обличью, с истиной они тоже ознакомились: у той страхолюдины, что повыше, были глаза маньяка и рот садиста; у той, что пониже и потолще, — жабья физия похабника и сластолюбца.
Слава богу, Светлана к тому времени еще не вернулась с работы.
— Как же это вы? — посетовал маньяк и садист, устремляя на Оборышева ласковый взор и словно бы видя уже собеседника в пыточной камере. — Опытный вроде работник — и так подставились…
Голос его показался знакомым.
«Подставился?.. — желчно подумал Мстиша. — Нет, ребята, не подставился — это я вас всех подставил! А то что ж мне, одному пропадать?..»
— В суд на вас подают.
— Кто?
— Вам всех перечислить?
— А-а… по какой статье?
— Да мало ли! За нанесение ущерба деловой репутации, за причинение вреда здоровью, за оскорбление чувств верующих…
Похабник и сластолюбец помалкивал с матерным выражением лица. Садист продолжал:
— Где вы раскопали вообще этого вашего Вожделею?
— Нигде. Сам пришел.
— Но кто-то же его к вам направил?
— Авенир Аркадьич. Порекомендовал воткнуть в курьезы…
— Вот как? — Двое переглянулись. — Ну, с Авениром Аркадьичем разговор будет отдельный. А вот вы…
— А что я?
— Нет, но предварительную-то беседу вы с Вожделеей проводили? И что же, не заметили после этого изменений в собственной внешности?
— Знаете… в зеркало я смотрюсь редко…
— Не свисти! — неожиданно посоветовал похабник и сластолюбец. — В зеркало он не смотрится! А в гримерке?
— Даже и в гримерке! Нет, ну… заметил, конечно, что скверно выгляжу…
Заврался, запутался, приуныл.
— Шуму много? — спросил он в тоске.
— Не то слово! С двенадцати часов народ как с цепи сорвался. Уровень преступности в два раза сиганул…
— Почему? — Мстиша оторопел.
— Красивых бьют.
— За что?!
— За то, что красивые!