— А теперь вернемся к другому случаю. С машиной Олеши, с бобиной. Скажите, свидетель, как вы считаете, почему Смагин вложил бумагу в бобину? Пошутил?
— Какие тут шутки? У них из-за девчонки раздор.
— Значит, из мести?
— Выходит…
— Я так и думал: тот случай и этот — совершенно разные вещи, — подвел итог Вадим. — У меня все!
Вадим окинул шумнувший зал торжествующим взглядом. Аделаида Ивановна схватила под столом его руку и с жаром стиснула.
Первый поединок закончился в пользу прокурора. Но это было только начало.
По просьбе Арсеньева, в суд были вызваны странные, на мой взгляд, не имеющие отношения к делу, свидетели: мать Андрея, его бывший классный руководитель. Вчера, когда на предварительном заседании адвокат обратился к судьям с такой просьбой, я был в недоумении: зачем ему? Спросил Вадима. Тот сказал:
— Хочет бить на жалость. Они будут рассказывать, какой Смагин хороший сын, как маму любит, как хорошо учился.
Я продолжал недоумевать:
— Ну и что?
— Как что? Могут меньше дать. Среди заседателей женщина, к тому же учительница… Арсеньев учитывает все.
— Значит, он не будет добиваться оправдания?
Вадим захохотал:
— Ишь чего захотел!
— Тогда к чему же все его широковещательные заявления? Смагин невиновен и прочее?
— Психология! — снисходительно пояснил Вадим. — Он же знал, что ты мне все передашь… Нет, дружище, бой пойдет по другой линии. Я буду добиваться максимума, он — минимума. И будет счастлив, если удастся отвоевать годок.
Ход допроса Смагиной подтвердил правоту Вадима. Женщина, едва сдерживая слезы, пространно говорила о тяжелом детстве Андрея, который рос без отца, о том, как он ухаживал за малышками-сестричками во время болезни матери. На вопрос Арсеньева, считает ли она Андрея способным на преступление, в котором его обвиняют, она ответила решительным «нет».
Интересно, какая мать в таких обстоятельствах сказала бы «да»?
Классный руководитель Смагина, остроносый, немногословный преподаватель физики, оказался для обвинения куда более опасным. Отвечая на умело построенные вопросы Арсеньева, он рассказал о шаловливом характере мальчика, склонного к веселым и в общем безобидным проделкам, за которые ему еще в школе нередко влетало.
— Что вы называете безобидными проделками? — взялся за свидетеля Вадим.
— Безобидные проделки, — блестя стеклами очков, спокойно ответил учитель под легкий шумок зала.
Вадим поправил свои безукоризненно приглаженные волосы.
— Очень остроумно, поздравляю! Но у нас здесь не конкурс остряков, а судебное разбирательство, которое должно решить судьбу человека.