— Суд идет!…
И снова на свидетельском месте Зоя Сарычева. Только теперь допрашивает ее адвокат.
— Назовите, пожалуйста, день, когда к вам в первый раз приставал Олеша.
Зоя напряженно хмурила лоб.
— Попробуйте вспомнить. Это важно.
Почему важно? Чего он добивается?… Вадим тоже насторожился, оторвал глаза от бумаг.
— Вы тогда ушли поздно из школы. Может быть, день занятий вашего драматического кружка?
— Да, да!
— Так. Кружок собирается по каким дням?
— По средам и субботам.
— Вот видите, — поощряюще улыбнулся Арсеньев, — уже немного продвинулись. Теперь попробуем установить точно: среда или суббота.
— Я ушла одна, — вспоминала девушка, — раньше всех. Зачем же?… А! Взять у Марины Некрасовой учебник астрономии.
— Астрономия у вас когда?
— Раз в неделю — по четвергам. — У Зои посветлело лицо. — Вспомнила: среда!
Следующий свидетель был вызван Арсеньевым только для того, чтобы подтвердить показания Сарычевой насчет среды.
— Я протестую, товарищ председательствующий! — вскочил Вадим. — Защита просто тянет время.
Судья обратился к Евгению Ильичу:
— Что вы ответите на протест обвинения?
— Есть народная мудрость насчет того, где нужна поспешность. — Зал ответил веселым гулом на грубоватую шутку Арсеньева. — А если глубокоуважаемому прокурору так уж невтерпеж, то могу заверить, что допрос свидетеля займет не больше пяти минут.
— Задавайте вопросы, — разрешил судья.
Свидетель, соученик Зои Сарычевой, стеснительный, краснеющий юноша, подтвердил, что Олеша подходил к Зое ровно месяц назад, в среду, пятнадцатого числа.
— Вы твердо уверены? — спросил Арсеньев; далась ему эта среда!
— Да. Был день моего рождения, я хотел пригласить весь драмкружок, а кто-то сказал, что Зоя ушла вот только что. Мы бросились ее догонять, и она как раз нас позвала. Ну, мы и отшили того типа… Вот он здесь, в зале…
Рослый Степан Олеша пригнулся, прячась за спины впереди сидящих.
— Благодарю вас, все! — сказал Арсеньев. — Товарищи судьи, итак установлено, что первый раз Олеша подошел к Сарычевой пятнадцатого числа прошлого месяца… Я прошу внести в протокол, — повернулся он к секретарю суда, девушке в вязаном платке, строчившей без передышки на обороте каких-то топографических карт; с бумагой было туго даже в суде.
— Какое это имеет значение: пятнадцатого или семнадцатого! — бросил Вадим.
Очевидно, он, как и я, не мог разгадать смысла сложных маневров Арсеньева и нервничал.
— Очень большое. Я теперь в состоянии доказать, что тот случай с бобиной никак не являлся актом мести.
— Интересно! — Вадим, насмешливо улыбаясь, привалился к спинке стула. — Каким же образом, если не секрет?