— Олеша вел себя безобразно! — с пафосом восклицал Вадим, и Зоя простодушно принимала его возмущение за чистую монету. — А вы рассказали Андрею о том, что Олеша приставал к вам, в тот, первый раз?
— Да.
— Он, разумеется, негодовал?
— Конечно!
— Можно понять! — Я уже сообразил, что Вадим готовит ловушку, но Зоя еще верила в его деланное сочувствие. — И обещал что-нибудь предпринять?
Только тут девушка почуяла подвох.
— Не помню.
— Вспомните! — сразу отбросив сочувственный тон, жестко приказал Вадим. — Что сказал Смагин? Что сказал Смагин, ну?
— Я… я не знаю.
— Вот ваши первичные показания. Тут записано черным по белому: «Я ему покажу!». Вот ваша подпись.
— Это Андрей сказал, когда во второй раз.
— А в первый что?
Девушка молчала.
— Он сказал: «Ну и пусть себе пристает!» Так?
— Конечно, нет! — возмутилась Зоя.
— «Не обращай внимания»?
— Нет, — она кусала губы.
— Как же?
— Не помню точно.
Вадим не унимался:
— Ага, точно не помните. Тогда я спрошу иначе: можно ли было его высказывание понять в том смысле, что он собирается причинить Олеше неприятности? Напоминаю: вы присягали говорить правду!
— Товарищи! — Зоя посмотрела на судей полными слез глазами, — а если я не отвечу?
Председательствующий пояснил бесстрастно:
— Вы обязаны дать суду полные и правдивые показания.
— Да или нет? — Вадим дышал ей в лицо. — Да или нет?
— Да, — едва слышно произнесла девушка и разрыдалась.
Вадим с его торжествующей улыбкой в тот миг был мне ненавистен, как может быть ненавистен палач… Хоть бы он не улыбался, хоть бы не улыбался!
Объявили перерыв, и народ валом повалил в коридор курить.
Вадим и его преданная Аделаида, как свои здесь люди, задымили, не выходя из зала.
— Вадим Петрович, вы были великолепны! — Аделаида влюбленно смотрела ему в глаза.
— Арсеньев у меня вот где! — Вадим, возбужденно затягиваясь, крепко сжал кулак. — Я потребую максимума, и пусть они попробуют не дать.
— Дадут, наверняка дадут! — уверяла Аделаида.
Меня разрывали противоположные чувства. Я не мог не видеть, что Вадим работает действительно блестяще. С другой стороны, мне не понравились его лисьи финты, его высокомерие, пренебрежение личностью свидетелей. Вырвать из них любым способом нужное для обвинения и затем бросить, как выпотрошенный мешок, — Арсеньев прав!
Я посмотрел на адвоката. Ему только что принесли в кружке свежую воду, и он принялся ее жадно глотать. Да, его положение сегодня незавидное. Вадим бьет защиту по всем статьям.
И вдруг Евгений Ильич озорно подмигнул мне. Я удивленно уставился на него. В самом деле подмигнул или показалось? У него такие брови — не разберешь.