Гриша проснулся, когда уже темно было, поворочался на кровати, потянул носом, сел, свесив босые ноги с кровати.
– Ты что ли, Уля?
– Я, кто же ещё? Или ждал кого? – На Ульяну вдруг злость накатила. – Только все зазнобы твои нынче в покойниках числятся, или забыл?
Гриша молчал, будто и не слышал обидных слов. Скрёб пятернёй нечёсаную голову.
– Пойдём, горе моё, я картошку нажарила. – Ульяне стало стыдно за то, что сказала, но слово не воробей…
Гриша поплёлся за Ульяной на кухню. Сел на табуретку, принялся за еду. Съел, попросил добавки, запил чаем.
– Вкусно… А ты чего пришла-то?
– Вроде ты муж мне…
– Вроде муж… Только зря всё это…
– Что зря?
– Ходишь, заботишься… Пропал я уже… да и не люблю тебя…
– Это ты от водки одурел, а не пропал. Я Мишку видела, он в бригаду тебя зовёт, говорит, заработки хорошие. Там двое ушли, работать некому, он хоть сейчас тебя взять готов. Ну, Гриш?! Нормально ведь всё. Может, хватит дурью маяться?
– Не знаю, подумать надо.
– Да что тут думать?! Пока думать будешь, он других возьмёт, а ты с носом останешься. На что пить-то будешь?
– И то верно. Об этом я и не подумал… На питьё тоже заработать надо. Ладно, уговорила, схожу к нему завтра. Довольна?
– Ещё как! – Ульяна расцвела улыбкой. – Увидишь, всё хорошо будет! – Она подскочила к мужу и чмокнула его в небритую щёку. – Мы тебя отмоем, отчистим, лучше прежнего засверкаешь! Всё забудем и заживём! Как у Христа за пазухой!
– Ну, хватит, хватит, а то я как свинья…
– Своя свинья, родная…
Гриша засмеялся.
– Слушай, налей сто грамм, а? Тяжко мне что-то. Сердце так и стучит, того и гляди выпрыгнет…
Внезапно погас свет, и Ульяна на миг перестала что-либо видеть.
– Рассольчику выпей, капусткой квашеной закуси, вот и полегчает. А то ты завтра до Мишки не дойдёшь… Где свечки-то у тебя? Зажгу хоть, не в потёмках же сидеть.
Гриша махнул рукой в сторону буфета. Ульяна зажгла свечу, и мрак немного рассеялся.
– Как знаешь. – Гриша сунул руку куда-то за буфет, вытащил оттуда бутылку, где на два пальца плескался самогон, и вылил всё прямо в рот. Встал, шатаясь, и пошёл в комнату, плюхнулся на диван. Ульяна вошла за ним.
– Опохмелился? Легче стало? Ну, теперь спи. Я тут посижу немного. – Ульяна, села рядом с Гришей, надеясь, что он уснёт. На лицо её падает лунный свет из окна, отчего оно кажется мертвенно – белым, почти голубым… Гриша смотрит на это лицо, губы у него дрожат…
– Ты сказала, что зазнобы мои в покойницах числятся… что ж, это правда, числятся… и цветок я не нашёл, потому что двое их теперь. Как одному-то мне с ними справиться? Нет, не будет мне покоя на этом свете. Виноват я, виноват… – Гриша тоненько завыл.