Солнце склонилось к закату и от него, как длинные нити золотистой паутины, расползались по степи лучи. Кругом стояла безмолвная тишина.
Над степью медлительно плывут в розовом сиянии перламутровые, невесомые облака, обрамленные золотом. В этот предвечерний час в степи на всем накладывалась какая-то тихая задумчивость, щемящая печаль.
Прохор, поддавшись этой грусти, думал о Зине. Нет! Разве он когда-нибудь ее забывал? Нет! Нет! Не забывал! Образ девушки всегда был в его сердце, в его думах… Но он только подло поступил, что не попытался разыскать ее, напомнить ей о себе. Все рассчитывал сделать это после войны, если б остался жив…
В последних лучах заходящего солнца возникла какая-то черная точка. Она легко скользила над раскинувшимся чудесным ковром молодой, еще не отросшей сочной травы и, сделав круг, настолько приблизилась к подводе, что Прохор теперь без труда различил в ней скитальца степного — коршуна.
— Хорошо вечером в степи, — прервал молчание Курочкин и запел:
За-ачем жалеть, за-аче-эм страдать
мне об отвергнутой люб-ви-и…
Звучный молодой баритон далеко покатился по степи и разбудил на встречной арбе с соломой молодую казачку. Она испуганно приподнялась и посмотрела с воза на Курочкина и засмеялась.
— Прямо как жеребец! — крикнула она.
— Это он как увидел тебя, то так возрадовался, что ажно заржал, крикнул ей в ответ подводчик.
Над головой с трепетным свистом пролетела какая-то стайка птиц.
— Ути, — пояснил подводчик.
Потянуло сыростью. Багровое солнце, наполовину скрывшееся за бугром, скользнуло в последний раз по траве длинными лучами и исчезло.
В потемневшем, но еще светлом небе неуверенно сверкнула маленькая звездочка. На мгновение вспыхнув, она погасла… Через минуту она снова загорелась уже надолго…
— Я служу в Красной Армии, — доверительно сказал Курочкин, оборачиваясь к Прохору. — Правда, недавно, с месяц всего…
— А до того где же были? — поинтересовался Прохор.
— В новочеркасской оперетте работал художником и актером… А потом белые мобилизовали… Пришлось окончить ускоренную фельдшерскую школу, чтоб на фронт не попасть…
— Хитрый, — усмехнулся Прохор.
— А что я им, дурак, голову-то подставлять? — засмеялся Курочкин. Интереса у меня такого нет… После окончания школы попал я фельдшером в тыловую часть… Да так с ней и отступал вплоть до Новороссийска…
— Что же раньше не перешли к красным?
— Боялся, — признался Курочкин. — У меня тут, в хуторе Юровкином, родители торговлишкой занимались. Мелкой, конечно… Там такие купцы, что всего товару-то на четвертную… В общем, не торговля, а нищенство… А когда нас прижали в Новороссийске, забрали в плен, то я убедился, что страшного-то и ничего нет… Даже добровольно вступил в Красную Армию…