– Вот и отлично. Так что там с двойным дном Готфрида Шолля?
– Я сказал, что мы встречались трижды. Это не совсем так. Еще один раз… последний… я видел его в маленькой забегаловке неподалеку Центрального вокзала. Кажется, это было что-то похожее на «Донер Кебаб». Место неопрятное… мм-м… и не слишком располагающее. Готфрид был не один. Через минуту после того, как я его заметил, к нему подсел человек. Они перебросились парой фраз, и Шолль передал ему кое-то.
– Что именно?
– Маленькая вещь, которую легко положить в карман. Жесткий диск.
– И что в этом необычного?
– Время. Было пять часов утра. И тот человек, которому Готфрид передал диск. Он не мог появиться в этом районе. Ни при каких обстоятельствах. Вернее, появиться там его могли заставить только чрезвычайные обстоятельства.
– Ты знаешь этого человека?
– Думаю, ты тоже о нем наслышана.
– Кто же это?
Вернер Лоденбах заговорщицки улыбается и неожиданно становится похожим на того, маленького Айди, который только что выиграл партию в «Змеи и лестницы».
– У тебя найдется бумага?
Миша пожимает плечами, вынимает из наугад выбранной папки листок и протягивает его Ящерице:
– Пожалуйста.
Быстро написав что-то на листке, Айди складывает его вчетверо.
– Обещай, что прочтешь только после того, как я уйду… Мне ведь можно будет уйти? Или ты все еще рассматриваешь меня, как подозреваемого?
– Нет.
– Я рад, что мы встретились, Миша. Надеюсь, у тебя в жизни все хорошо?
– У меня все хорошо.
– Я имею в виду не только работу.
– У меня все хорошо, Вернер.
– Я скучал по тебе.
– Оставь эту лирику для своих девушек.
– Ты права, – легко соглашается красавчик Вернер Лоденбах, и эта легкость отдается в сердце Миши неожиданной болью.
– Если вспомнишь о Шолле еще что-нибудь интересное, буду тебе благодарна.
– А я благодарен тебе просто так.
– За что?
– За девочку по имени Миша, которая когда-то спасла меня.
– Этой девочки давно нет, Вернер.
Этой девочки давно нет. Теперь, когда Айди покинул ее, Миша совсем не уверена в этом. Прошлое, которое она так тщательно вытравливала из себя, неожиданно вернулось. Но каким-то измененным, едва ли не умиротворяющим. Обида на Ящерицу, что долгие годы жила в ней, куда-то улетучилась. Почему Миша была так холодна с ним, почему не оставила никаких шансов на возобновление старой дружбы?
Ситуация, при которой они снова встретились.
Она – представитель закона, он – человек в статусе свидетеля по делу об убийстве. Личные контакты – шикарный повод для манипуляций, симпатия к Вернеру Лоденбаху может исказить объективную картину…
Вот черт!
Существует ли она – объективная картина?