Да и с любых других точек – тоже.
– А… до завтра не потерпит? – осторожно спросил Вересень. – Никак?
– Нет.
– Может, тогда… у меня?
Предложение выглядело нелепым, особенно, если учесть, что его телефонная визави была немкой – раз, и – малознакомой женщиной – два. Но Вересень совершенно справедливо рассудил, что устраивать брэйнсторминг будет сподручнее, имея перед глазами наглядную агитацию. А именно – материалы по делу Вернера Лоденбаха, развешанные на заветной магнитной доске. Оставалось только заручиться согласием самой комиссарши.
– Это… удобно? – после непродолжительного молчания сказала она.
– Вполне. Я живу один. Айн. Айн манн.
По-немецки это означало «один человек», и Вересень понятия не имел, откуда знает это выражение. Но, произнеся его вслух, тут же получил от дурацкого парня лапой по скуле и немедленно поправился:
– Айн манн и айн кот. Э-э… кэт. Ну как, согласны?
– Хорошо.
– Тогда я зайду за вами минут через двадцать.
– Хорошо.
Немка отключилась, а Вересень окинул взглядом кухню и часть коридора, а потом рысцой побежал в комнату. Порядок, царивший в квартире, нельзя было назвать идеальным, но это был именно порядок, а не какое-нибудь холостяцкое безобразие: грязные носки нигде не валяются, полы пребывают в относительной чистоте, следов вековой пыли на рабочих поверхностях стола и телевизора тоже не видно. Кроме того, после переезда к нему Мандарина, Вересень собственноручно вымыл окна: дурацкий парень любил сидеть на подоконнике и глазеть на улицу. Вернее – на никогда не рассасывающуюся автомобильную пробку внизу и близлежащие крыши.
Оставалось только разобраться с ворохом одежды: ее Вересень обычно складировал на стульях. Лишняя пара джинсов, летний пиджак, футболки и тенниски перекочевали в кладовку, после чего Боря еще раз осмотрел комнату и остался доволен ее видом.
– Сегодня у нас будут гости, – объявил он Мандарину. – Вернее – гостья. Немецкий товарищ. Так что – не орать и не бесчинствовать. И помнить, что мы с тобой представляем страну. Усек?
Мандарин отнесся к новости спокойно. Спустившись с рук Вересня, он зевнул, выгнул спину и отправился на подоконник.
– Скоро вернусь! – крикнул ему Вересень прежде, чем захлопнуть дверь.
Они с Мишей и впрямь обернулись за пятнадцать минут – при этом Боря успел продемонстрировать немке «типичный питерский закат», «типичный питерский двор-колодец» и «типичных питерцев, отдыхающих после трудового дня» – за них сошли два байкера, которые как раз парковали у «Паутины» свои «харлеи».
Из всего увиденного Мишу впечатлил только двор-колодец.