Оставались, правда, комиссар Мегрэ и комиссар Миклован, но первый был французом, а второй – и вовсе румыном. Они носили шляпы, курили трубки, мрачно смотрели на мир и на своих подчиненных: людей, не отягощенных интеллектом, а попросту – болванов. Там, где морщит лоб полицейский комиссар, рядовому следователю делать нечего, – этому учили Борю Вересня мировая литература и кинематограф. Но его собственный опыт подсказывал: раскрытие преступления – тяжелый и рутинный труд, и нужно перелопатить десятки тонн пустой породы, чтобы найти крошечный осколок истины. Одному человеку с такой задачей не справиться, только команде, знакомой с последними достижениями криминалистической науки. Ведь случай Вернера Лоденбаха – не рядовая бытовуха, которая просчитывается за несколько часов, максимум – суток. Все говорит о том, что убийство было тщательно продумано и спланировано. Его мотивы неясны, круг подозреваемых очертить невозможно, личность самого Лоденбаха до сих пор остается загадкой. Быть может, полицейский комиссар из Германии привезет ответы хотя бы на некоторые из вопросов? В таком случае его появление можно только приветствовать – несмотря на шляпу, трубку и – возможно – усы.
– …Когда прибывает немец?
– Завтра, утренним рейсом из Франкфурта. Еду его встречать. Жаль, конечно, что по-немецки не говорю, – вздохнул Литовченко. – Придется брать с собой разговорник.
– Лучше возьми меня.
– Петришь в немецком?
Вересень утвердительно кивнул, хотя все его знания ограничивались школьным курсом и прослушиванием группы «Раммштайн». Прослушивание было не совсем добровольным: фанатом «Раммштайна» являлся его сосед с нижнего этажа, бледный юноша по имени Антон. Когда Антон врубал музыку на полную мощность, скрыться от проклятой металлической группы не представлялось никакой возможности. Звуки лились отовсюду, даже из унитаза, и тогда Вересню начинало казаться, что унитаз вот-вот расколется, а заодно треснет бачок, и лопнут стекла на окнах, и все имеющаяся в доме посуда разлетится на мелкие осколки. Правда, до крайности дело не дошло: весной бледного юношу забрали в армию, и Вересень смог вздохнуть спокойно.
– Давай, изобрази чего-нибудь.
– Что именно?
– Пару фраз для затравки, – уточнил капитан. – «Гитлер капут» и «хенде хох» не предлагать.
Вересень сразу же вспомнил бачок, стекла и посуду, и, прикрыв глаза, проревел в стиле фронтмена «Раммштайна» Тилля Линдеманна:
– Ду! Ду хаст. Ду хаст мич. Ду хаст мич гефрахт унд их хаб нихтс гесахт[5].
– Здорово! – Литовченко посмотрел на следователя с неподдельным восхищением. – Значит, встречаем немчуру на пару.