— Выходи строиться!
Сахаров чертыхается. Я догадываюсь почему: шнурки кожаные, от сырости разбухают и не продеваются. У всех так. Но все молчат, а Сахаров молчать не может.
— Служба, — говорит он, — для нормального человека состояние ненормальное.
— Сидел бы дома, — тихо огрызается кто-то в темноте палатки.
Сахаров поднимает голову:
— А ты там сиди… таракан!
Строиться выходим на дорогу — целая рота заспанных юнцов в черных помятых шинелях и бескозырках без ленточек. Флотские ремни и ленточки нам еще не дали.
Неуверенно светает.
Впереди, справа, вспыхивает карманный фонарик — политрук начинает читать сводку Информбюро:
— «В течение двадцатого сентября наши войска вели ожесточенные оборонительные бои…»
…На поляне, неподалеку от дороги, врыты в землю наскоро сбитые столы и скамейки.
Садимся по десять человек за стол. Девять пар глаз следят, как бачковой делит хлеб, масло и сахар. У меня бы, наверное, руки задрожали, будь я на его месте. А Сахаров даже глазом не моргнет. Ловко у него получается: делит вроде поровну, а если сравнить, то моя порция — я сижу ка другом конце скамейки — вдвое тоньше, чем у него!
Напротив меня — Железнов. У него горбушка такая же, как моя. Тот, кто поближе к бачковому, — тот и выгадывает… И все молчат.
Я поднимаю глаза — Железнов смотрит на меня в упор:
— У тебя компас есть?
— Чего-о?
— Ну, компас. Обыкновенный…
Я только плечами пожимаю. Но, когда он прячет половину своей горбушки в карман шинели, теряюсь окончательно: неужели наелся?
Потом догадываюсь: Железнов хочет продлить удовольствие. Вот выдержка у человека! Я бы сейчас смог проглотить таких горбушек… сколько? Но об этом тоже лучше не думать и, пока не подняли, прихлебывать хотя бы пустой чай — горячий, пахнущий дымом…
— Встать, выходи строиться!
Опять встаю в строй. Опять голову направо, прямо… Поворот. Первый, тяжелый, как вздох, шаг роты.
Идем.
Метрах в двадцати от дороги лес начинает спускаться к озеру и заметно редеет. Затоптанная трава и щепки покрыты инеем. Если провести по щепкам ботинком, сразу можно увидеть, что они свежие…
Да, когда начали рыть котлованы для кубриков — так здесь называют землянки, — я сначала обрадовался: думал, копать полегче, чем таскать тяжелые стволы сосен. Зря я так думал. Земля мерзлая, твердая. Ее лопатой не возьмешь. Надо киркой.
А что кирка? Стоим вот и смотрим на валун — чем его возьмешь?
Мутный, зябкий рассвет сочится сквозь ветви сосен. Сосны шумят.
Стоим, греем руки в карманах и смотрим на холодную, неподвижную тушу, занявшую половину котлована.
Последние два дня всей сменой — двадцать пять человек — мы долбили вокруг этого валуна кирками. Обкопали его, выровняли землю. Теперь старшина (новый какой-то, они у нас часто меняются) послал за канатом… Разве такую бегемотину вытащишь?