Что-то оно мне напомнило, это имя, но я так и не вспомнил что. Быть может, здесь живет мой возница?.. Я повторил вслух несколько раз: «Луис Кларет». И память сработала. Именно это имя назвал инспектор Флориан: в последние годы жизни Колвеника к ним с Евой в особняк в парке Гуэлль имели доступ только двое – доктор Шелли и этот самый Кларет. Верный шофер, который не покинул хозяина и в нищете. Я стал рыться в карманах, лихорадочно ища телефон, который Флориан нам дал для связи, и уже почти нашел, когда наверху послышались шаги и голоса. Я метнулся на улицу.
Там я спрятался за углом, в узком проулке, наблюдая за дверью. Скоро вышел возница. Кларет. Он уходил под дождем, а я смотрел ему вслед, пока его фигура не растворилась в сером мареве. Слышались только затихающие шаги.
Стараясь слиться с тенями на узких улочках, я следовал по пятам за Кларетом по нищему, зловонному кварталу. Я никогда не бывал здесь раньше, а Кларет уверенно мерил дорогу своими длинными ногами. Пока мы не свернули на Конде-дель Асальто, я так и не сориентировался. На Рамбла Кларет свернул влево, к площади Каталонии.
Здесь попадались редкие ночные прохожие, а цветочные киоски сверкали огнями на пустынном проспекте, как корабли, выброшенные на мель. Мы дошли до «Лисео», и Кларет перешел улицу. Он направлялся к парадному, где жили доктор Шелли с дочерью. Помедлив перед дверями, он достал из-под плаща предмет, сверкнувший под фонарем. Я узнал его револьвер.
Морды горгулий, украшавшие водосточные трубы на затейливо украшенном фасаде этого дома, извергали потоки воды. Под самой крышей сквозь дождь пробивался золотистый свет: он горел в кабинете доктора. Я представил себе, как Шелли сидит там в своем кресле, а сон к нему все не приходит, и нет ему покоя и утешения. Подбежав к закрывшейся за Кларетом двери, я уже не смог ее отворить: тот закрылся изнутри. Быстро осмотрев фасад в поисках другого входа, я отправился вокруг дома и нашел узкую пожарную лестницу на задней стене. Она достигала верхнего карниза, опоясывающего здание, а карниз – узкий каменный выступ – подходил к самым балконам фасада. До площадки перед кабинетом Шелли там была всего пара метров. Я полез вверх. Добравшись до карниза, еще раз прикинул, как мне двигаться дальше. Ширина карниза – примерно две мои ладони; вниз, в пропасть, где на дне едва видны тротуары Рамбла, лучше не смотреть. Глубоко вздохнув, я сделал первый шаг по карнизу.
Прильнув к стене, я одолевал один сантиметр за другим. Камень был скользким, вдобавок кое-где пошатывался под ногой. Я мог бы поклясться, что карниз сужается с каждым шагом, а стена за спиной так и норовит накрениться и столкнуть меня вниз. В барельефы на ней, изображавшие морды фавнов, я судорожно засовывал руки и крепко держался, когда двигался; ладно еще, что эти демонические твари не кусались. Больше того, с их ощутимой помощью я добрался наконец до решетки кованого железа, окружавшей балконную площадку перед окном Шелли. Окна кабинета запотели от дождя; лишь прижавшись к ним лицом, я смутно различил комнату. Мягко пошатав раму, я обнаружил, что окно не закрыто, и медленно приоткрыл его на пару сантиметров. В лицо пахнуло теплом и запахом горящего дерева. Доктор сидел в том же кресле перед камином, словно не двигался с места с тех пор, как я его там оставил. Дверь кабинета открылась. Кларет. Я опоздал.