Сделав два шага в сторону изувеченных, я поглядел. Тот, кому на моих глазах «отказало в милости» чудовищное порождение пустыни, глухо хрипел. От распоротого живота уже попахивало гниением. Я, внутренне сжавшись, приставил к его лбу дуло ружья и, зажмурившись, потянул за спуск.
Выстрела не последовало. Охотник вздохнул:
— Неприспособленные вы, медицина! С предохранителя-то кто снимать будет?
Тугая пупочка предохранителя не сразу поддалась усилиям моих трясущихся влажных рук. Но потом послушалась, отскочила вперёд с громким щелчком, освобождая затвор. Больше я глаз не закрывал…
Общее чувство было таково: не из Песков выбрались — из могилы. Патрик даже не хотел, невзирая на смертельную усталость, оставаться ночевать, предпочитая путь через ночную пустыню кошмарам Кардина. Лишь после категорического отказа Рат он поплёлся в отведённый нам зал, где вырубился, не раздеваясь, тут же. Люси отключилась через пару секунд после него, свернувшись в крошечный серый комочек на сложенной куртке Роя. Я отупел и вымотался настолько, что уснуть и то сил не было. Покуда не догадался допить остатки паршивого горлодёра, недорасходованного в процессе дневных трудов, так и ворочался, таращась в высокий облупленный потолок.
Но уж едва очнулись, только нас в городе и видели. Утреннее солнце ещё не успело превратить песок в раскалённую сковородку, так что путь до красной скалы мы проделали с относительным комфортом.
И уже на выезде из города мелькнул последний штрих в картине напраздновавшегося Кардина.
Между дюн, спотыкаясь, брёл почерневший сгорбленный Иона, навьюченный продолговатым тюком, замотанным в драный брезент. В опущенной руке болталась заржавевшая лопата. Брёл в глубь Песков — хоронить птичку, навсегда упорхнувшую от него…
Лишь оказавшись на другой стороне границы сектора, мы остановили автомобиль. Мы так торопились унести ноги, что даже не позавтракали. Теперь, в тенёчке, с видом на чистый пруд, стали навёрстывать упущенное.
Начальница что-то произнесла, с набитым ртом слова прозвучали невнятно.
— Что вы сказали, мэм? Простите, не расслышал, — переспросил её пилот. Рат проглотила, запила.
— Мерзка, говорю, богинька-то. Любопытно, где этот гиенозавр между Фестивалями обретается?
— Почему мерзка, мэм? Вполне благовидная дама, только неприветлива больно. Прямо как Снежная королева какая-то. А что после праздника у горожан неприятностей много, так это ж не она виновата. А как вы думаете, госпожа доктор, этим несчастным сумасшедшим, им правда у неё лучше будет или как?
Люси открыла было рот, чтобы высказаться от души, но перехватила мой взгляд.