Вот описание современника тех событий, Мориса Золотова: (Скольский) «взял ее за руку, и они вошли в просторный бальный зал. Линия кроя сужала материю к коленям, и ей пришлось двигаться семенящими шажками, подчеркивающими движения бедер, заставляющими сверкать и переливаться складки ее золотого платья. Она медленно проходила через весь зал, направляясь к головному столу. Обед был прерван. Присутствовавшие ахнули, выкрики, выхрипы от шока и восхищения пронеслись по залу. Долго и слова никто не мог вымолвить. Наконец она села. Вокруг заговорили, но вполголоса, и естественно о Мэрилин. Джерри Льюис, бывший там распорядителем, прикинулся, будто охвачен безумной страстью, вспрыгнул на стол и по-жеребиному тихо заржал. Так как на обеде присутствовала фактически вся голливудская элита, то Мэрилин в один миг своим вызывающим появлением настроила против себя почти всех киноактрис. С этого дня никто в Голливуде был не в состоянии относиться к Мэрилин Монро всерьез. Она могла хоть до посинения болтать о Достоевском или Станиславском, «колония» видела в ней лишь возбуждающую красотку, упивающуюся вульгарностью».
Отмечу пока, что книга Золотова была опубликована в 1961 году и еще несла на себе отпечаток вкусов, привычек и предрассудков предыдущего десятилетия: и ему, написавшему почти хроникальную и, в общем, апологетическую книгу о Мэрилин, ее поведение тоже казалось вульгарным, ибо он, как и остальные, был членом «колонии», то есть Голливуда.
Еще один свидетель (точнее — свидетельница) происшедшего, актриса Джан Стерлинг, вспоминает о моменте, последовавшем за тем, что описал Золотов: «Зал воспринял ее как порнокомедиантку. Она поднялась, чтобы получить приз… и ей следовало пройти по проходу к подиуму. Она показала свои хваленые колени, о которых ходило столько анекдотов, а начал их, по-моему, Джерри Льюис. Он протянул: «Во-о-о-о!» И весь зал взорвался истерическим хохотом и мяуканьем. Она выглядела до такой степени сексуально вызывающей, что все расценили ее выход как грязную шутку. Как предупреждение всем дамам, как знак всем мужикам».
Между тем, надень такое платье Лорелея и пройди она подобным же образом по кают-компании «Иль-де-Франс», никому и в голову не пришло бы назвать это «грязной шуткой». Вспомните хотя бы поощрительные реплики критиков о «грудастых пинап-гёрлз», о «легкой семенящей походке мисс Монро», о поведении «как это было принято еще до того, как человек слез с первого своего дерева», о «природном магнетизме и беспредельном кокетстве». Да и ее знаменитая походка в «Ниагаре» — ведь за нее Мэрилин, в сущности, и вручили приз! Но «предупреждение» было дано именно Мэрилин — это ей следовало приглядеться к собственной роли и привычке вести себя и на экране и в жизни сходным образом. Если поведение на экране «как в жизни» могло принести (и принесло) ей поклонение, гонорары и призы, то поведение в жизни «как в кино» создало ей дурную репутацию и вызвало вражду и недоброжелательство «общественного мнения» в Киногороде.