Но он думал о полноразмерных чашах, сделанных ювелиром и украшенных фигурами. Что, если вместо них он предложит богине символические кубки, маленькие и самые простые. Тогда его денег хватит на большее количество. Он сможет купить три маленьких (совсем крошечных) кубка, а его отец еще три. Если он будет откладывать каждый грош, носить только казенную одежду и питаться только в столовой, если не будет тратить медь в винном погребке с друзьями, лет через десять-пятнадцать он сможет заплатить за оставшиеся четыре небольших (совсем маленьких) чаши. Хотя, он мог просто забыть свою клятву и надеяться, что богиня не заметит его хитрости.
Царь достиг вершины лестницы над бассейном и остановился. Все еще упираясь рукой в бок, он слегка повернулся лицом к Костису.
Царь был ранен, и Костис в ужасе ахнул:
— Десять кубков! Больших, клянусь!
Царский кафтан переливался темным золотом, как осенние холмы в предгорье, богато затканный шелковыми нитями. Туника под ним, напротив, была контрастного цвета зрелой шелковицы. На ткани кровь была не видна, но она просочилась между пальцами и тонкими струйками стекала по тыльное стороне запястья.
— Костис, — произнес царь голосом врача, разговаривающего с сумасшедшим пациентом, — мне нужно немного помочь на лестнице.
Конечно. На лестнице. С раной в боку спуститься по лестнице будет трудно. Костис взял себя в руки и посмотрел на Ариса, бледного, как сам царь.
— Иди за врачом, — сказал он.
— Нет! — резко возразил Евгенидис.
Костис и Аристогетон с удивлением уставились на него.
— Черт побери всех богов, — тихо сказал царь.
Он поднял руку, чтобы вытереть пот на лбу, увидел залитую кровью ладонь и положил ее обратно на бедро. Потом он повернулся и пристально осмотрел стену дворца. Над парапетом уже были видны головы зрителей, толпящихся за спиной охраны. Царь опустил взгляд к подножию стены. Там стояло еще больше людей.
— Так, так, так, — согласился он, побежденный. — Зовите врача. Пусть он сразу идет в мою спальню.
Арис исчез. Евгенидис стоял, опустив плечи и склонив голову.
— Сколько кубков, Костис? — спросил он, не поднимая головы.
Костис покраснел.
— Десять.
— Серебряных?
— Золотых.
— Десять золотых кубков за меня? — Царь выглядел удивленным. — Я думал, ты меня ненавидишь.
— Так оно и есть.
Евгенидис попытался засмеяться, но смех перешел в короткий стон. Костис положил руку на плечо, чтобы успокоить его.
— Не могу побороть суеверный страх падения, — признался Евгенидис. — Позволь мне опереться на твое плечо, пока мы спускаемся по лестнице.
Костис быстро наклонил голову и подставил плечо. Царь не двигался.