Джессика медленно кивнула и сделала очередную затяжку.
— Давай не будем об этом, — предложила она. — Я не хочу, чтобы ты грустила. Мама говорила, что ты часто грустила… а у тебя такая красивая улыбка.
Она протянула руку и погладила меня по щеке. Это было прикосновение женщины, только что узнавшей, что такое другая женщина — осторожное, но не испуганное, а ищущее и пытливое. Прикосновение исследователя к чему-то новому в желании узнать, что это такое, как широки его границы и что находится за этими границами. Я взяла ее руку и поцеловала пальцы.
— Ну так что, инцест? — спросила я.
Джессика сморщила нос и рассмеялась.
— Даже если и так — кому какое дело? Если двум людям хорошо вместе, зачем на их отношения вешать ярлыки?
— Ты права. Как ты оцениваешь свой новый опыт?
На ее лице появилось отсутствующее выражение, а потом его сменило выражение сосредоточенности — она размышляла.
— Это странно, — сказала она, после чего на ее лицо вернулась улыбка. — В этом есть что-то невинное… и одновременно что-то темное и порочное. Тут много красок, в том числе, и противоречащих друг другу… с мужчинами это совсем не так, с ними все понятно. А с женщиной это… одновременно так знакомо и так чуждо.
Звонок во входную дверь прервал наш разговор, и мы с Джессикой переглянулись.
— Кто это может быть в такой час? — удивленно спросила она.
— Не знаю. — Я поднялась и взяла со стула халат. — Я открою, отправлю позднего гостя подальше и вернусь к тебе. Укройся, а то ты замерзнешь.
Поздним гостем оказался Вивиан. На предложение войти он ответил отказом, стряхнул с плаща дождевые капли и, поискав что-то в кармане, извлек на свет… мой бумажник.
— Похоже, вы с Джессикой торопились, когда уходили, — заметил он. — Не припомню, чтобы ты где-нибудь забывала бумажник. Кстати, я видел твои водительские права — надеюсь, ты простишь мне эту вольность, я должен был узнать, кому принадлежит эта вещь. Оказывается, у тебя есть второе имя?
Я обреченно вздохнула.
— Да. И я ненавижу это имя. Именно поэтому всегда представляюсь Ванессой.
— В этом нет ничего постыдного. Я тоже не перевариваю имя «Пьер», и еще меньше мне нравятся имена «Рихард» и «Дитрих». Кто же тебя так ненавидел, что дал тебе имя «Зельда»?
Я взяла из его рук бумажник.
— Папа. У него всегда была тяга к идиотским именам.
— Я могу называть тебя «Зельда»? Ну, хотя бы иногда?
— Нет! — отрезала я. — Ты и так слишком много себе позволяешь для коллеги.
Вивиан примирительно поднял руки.
— Хорошо, хорошо. Так уж и быть, ты сможешь иногда называть меня «Рихард». Или тебе больше нравится имя «Пьер»?