Я едва не запинаюсь о корягу.
- С чего бы ему это делать? – говорю я резче, чем собиралась; в голове раздается сигнал тревоги. - Он же играл роль мистера Параноика во время вашей последней встречи.
- Хотел впечатлить и рекрутировать. Потребность в бойцах возросла, а он чувствует – я служил.
- Так ты вливаешься в ряды Сопротивления?
- Черта с два. Я видел секционные столы.
- Секционные столы?
- Для вскрытия существ нечеловеческого происхождения. На случай поимки ангела зарезервирован особый стол.
- О…
Мне хочется напомнить Раффи, что мы находимся в состоянии войны с врагом, о котором совсем ничего не знаем. Но это бессмысленный спор. Мне никогда не смириться с экспериментами Уриила над людьми, какими бы мотивами он там ни руководствовался. Так с чего бы Раффи проявлять снисхождение к нашему рвению поковыряться в подобных ему созданиях?
- А еще они трудятся над созданием ангельской чумы, на которую возлагают надежды по тотальному уничтожению моего вида.
- Серьезно?
- Во время спасательной операции на Алькатрасе они вломились в лабораторию и прихватили с собой кое-какие наработки. Судя по всему, Лейла занималась разработкой нашей версией чумы – человеческой. И в процессе оптимизации прогнозируемого урона успела синтезировать несколько штаммов. Один из них, как думают сопротивленцы, сработает против ангелов.
- И насколько они близки к созданию вируса?
- Не так чтобы очень. Иначе мне пришлось бы их устранить.
Остаток пути мы проделываем в тишине, отяжеленной идеей «убей или будь убит».
Пейдж сидит на земле рядом с саранчой, а мать и ее подруга застыли на приличном от них расстоянии, глаз не спуская с чудовищ.
Сестра поднимается на ноги, велит питомцам взлететь на ветки и тут же бросается к маме. Пейдж всегда занимала особое место в ее сердце, в их отношениях было больше тепла. Мама гладит волосы младшей дочери, а та нежится в ее объятиях.
- Как прошло с Доком? – шепчет мне Раффи.
Я делаю глубокий вдох и выкладываю новость о сломанной руке. Раффи ничего не говорит, хотя, уверена, принять ему это непросто. Его отрезанные крылья, не будучи пришитыми обратно, увядают с каждой минутой. Так же долго, как в прошлый раз, им точно не протянуть. Но единственный врач, способный провести операцию, выведен из игры на ближайшие шесть недель.
И моя сестра по-прежнему голодает…
Я выжата как лимон. Должно быть что-то еще, какой-то другой выход, но моральное истощение мешает сосредоточиться. Я хочу заползти в свой ментальный чулан, опустить тяжелый засов – отгородиться от мира.
Я прислоняюсь к Раффи, ощущая крепкие мышцы своим предплечьем, и прикрываю глаза. Его близость меня расслабляет. С ним спокойно и так надежно, что неясно: я его утешаю или все-таки он меня.