— Это я, — отозвался я бодрым голосом. — Вот звоню — насчет повторения… Вы надумали?
— А-а… — Последовала мертвая тишина. Потом как-то безучастно сказала: — Знаете, все было действительно очень хорошо. Но… продолжать, наверное, не стоит.
Теперь уже я протянул:
— А-а… — И глупо брякнул: — Вы так думаете?
— Да. Мне кажется, так будет лучше.
Я неожиданно сильно расстроился. Но меня хватило не выплеснуть подступившее к горлу огорчение — я судорожно проглотил его и ровно пообещал на прощание:
— Я еще позвоню.
Из кухни донесся протяжный посвист чайника. Я поплелся туда. Мила подняла голову, окинула меня внимательным взглядом и поинтересовалась:
— Что-нибудь случилось?
— Да нет, — буркнул я. — Ерунда.
Потом я вспомнил о своей миссии утешителя и встряхнулся. Извлек из кейса неиспользованную коробку конфет. Мы засели за чай. Я тужился отвлечь ее — и себя, быть может, — от неприятных раздумий. Но тщетно. Это походило на беспомощные попытки лекаря разговорить тяжелобольного пациента. Одного я все-таки добился: заставил ее пожевать пару кусочков сервелата и запить чаем с шоколадкой.
Ушел я измочаленный — и физически и душевно. Подойдя к машине, поднял глаза на окно гостиной и кухни. Они уныло темнели, слепо отражая висящий напротив фонарь, — она повсюду погасила свет.
К утру подспудная мысль заявиться на похороны вызрела в твердое намерение. Я позвонил Саше.
— Опережаешь, — засмеялся он, услышав мой голос. — Не терпится, да? Как раз собирался связаться с тобой. Только что говорил с ребятами: не было их в Казани, ни твоей Тамары, ни покойного олигарха. По крайней мере, в последнюю неделю. Ну как, озадачен?
— Пожалуй, нет, — сказал я. — Даже не удивлен, чего-то подобного и ждал.
Я бегло описал вчерашние события, обойдя лирико-эротические моменты, и признался, что собираюсь в Облатовку. Нелепая слежка его изумила, и в точности, как накануне, он пробормотал:
— Чушь собачья. — Потом усомнился: — Если тебе не померещилось.
— Не померещилось, — возразил я. — Пока что манией преследования не страдаю.
— Ладно, не кипятись. Только вот, знаешь, все это может не иметь никакого касательства к исчезновению твоего приятеля. Рыльце у них у всех в пушку, им внимание прессы ни к чему. Отсюда и выход на твоего главного, так сказать, превентивные меры самозащиты. И идиотский «эскорт»…
— И выдумка про командировку? И это заявление с того света? И скоропостижная смерть Вайсмана?
— Согласен, — остановил он меня, — туману действительно много. Но нырнешь в него — неизвестно, где вынырнешь. Может оказаться: очень даже далеко от твоего Бориса. Ну а эти похороны, по мне, вообще дело зряшное. Чего ты надеешься вызнать?