За месяц до ее самоубийства, я в очередной раз приехал за ней. На пороге меня встретил ее отчим, Эдик.
– Заебали, вы ходить тут, – сказал он и, не закрывая дверь, ушел в глубь дома.
– Я прошел внутрь, заглянул в зал – пусто, только ведущий новостей, по ту сторону экрана, бесчувственно говорил о чем-то.
Совершенно неожиданно в мое горло что-то уперлось, сильно давя гортань. Я даже не сразу понял, что это, лишь через доли секунды я увидел налитые кровью глаза Эдика, и его волосатые руки, держащие ружье. Меня как будто залили бетоном, я не мог пошевелиться, не мог думать! Страх парализовал меня. Лена, как будто чувствуя, вышла в коридор, не раздумывая ударила рукой в ствол ружья и встала, закрывая меня собой.
– Эдик, ты что? – кричала она. – Это, Коля!
Ее слова привели его в чувства, он улыбнулся, ружье повисло в его руке.
– Пойдем, выпьем, – позвал он.
Не думая ни о чем, я последовал за ним, он наполнил граненый стакан до краев водкой. Я выпил, сильно закашляв.
– Слабенький какой-то он у тебя, – говорил он Лене, – а если, – перевел он взгляд на меня, – бандиты или еще что-то, как Ленку нашу защитишь? А?
Я молчал, ружье с взведенными курками лежало на его коленях.
– Защитит, не переживай, – спасла меня она, – все, Коля, поехали! – сказала она, и не дожидаясь какой-либо реакции. Взяла меня за запястье, вытаскивая из-за стола мое непослушное тело.
Даже после этого случая, за который я не наказал его благодаря мольбам и слезам Лены, я со спокойной душой, не препятствуя, отпускал ее в этот дом. Она уезжала, как правило, в воскресные дни и возвращалась вечером. Накануне трагедии мы сильно поругались. Весь вечер, словно обезумев, писала смс мне на мобильный Ксюша. Иногда я встречался с ней. Она сходила с ума от творчества «Касты», безумно любила «Змея» и члены в аппетитной заднице. «Каста» всегда была там, где находилась она, дома, в машине, на улице. С членом во рту, она читала вместе с ними. «Юго-восточная Европа», «Сестра», «Фальшивые МС», «Песочные часы», «Бархатная пыль»….
Одну из ее смс, Лене удалось прочесть в то время, когда я был в кухне. «Я хочу свою любимую сосисочку, приезжай, я на площади с Лизой». Телефон разбился вдребезги о стену, слезы брызнули из ее глаз. Я пытался успокоить ее, обманывая, что это чей-то злой розыгрыш, она не отвечала мне, уткнувшись лицом в колени, прижатых к груди.
Мои лживые слова не производили на нее никакого эффекта, что меня сильно разозлило. Отвесив несколько грубых фраз, я ушел в спальню, оставив ее тонуть в море слез.
Утром, не обращая никакого внимания на нее, я уехал за Ксюшей в ИжГТУ, громко хлопнув дверью.