В комнате у дежурного к этому времени сошлись еще человек пять — все, как на подбор, парни высокие, сплошь блондины всех оттенков и мастей. С каждым из них работал кто-нибудь из следователей райотдела, каждого обязательно предъявляли опознавателю. Чекалин несколько раз выходил к дежурному — глянуть, кто да что там. И всякий раз не мог перебороть изумления. Все эти парни — очень, очень разные. Даже рядом поставь их — не сразу догадаешься, что они чем-то похожи друг на друга. А вот каждый из них в отдельности очень даже напоминает хотя бы один из вариантов композиционного портрета. Видимо, размышлял над этим диковинным феноменом Чекалин, речь, видимо, должна идти не о буквальном сходстве; дело тут, вероятно, в определенном человеческом типе; так что сходство тут, скорее, родовое. Но в любом случае одно не подлежит сомнению: сеть заброшена надежная, мелкоячеистая.
Около каждого пункта перечня поступившей по делу информации значилось: «исполнено» и стояла фамилия сотрудника, осуществившего проверку. Просматривая сводку за вчерашний день, Чекалин наткнулся на пункт, где помечен был лишь исполнитель — Сычев. В сообщении говорилось, что рисованный портрет полностью (в этом месте Чекалин мысленно поставил три восклицательных знака, но миг спустя переменил их на вопросительные), — итак, полностью совпадает с плотником РСУ по имени Влад, фамилия неизвестна, проживает с матерью и малолетней сестрой на втором этаже дома, где расположена центральная аптека. Чекалин вызвал Аркашу Сычева, спросил, чем закончилась проверка.
— А она еще не закончилась, Анатолий Васильевич, — сказал Сычев. — Не видел я Влада, не сподобился. Я так понимаю — в кабак он наладился после работы. Судя по тому, как мамаша его меня встретила.
Более или менее интеллигентная по виду гражданка, а тут, увидела меня, сразу: «Тебе, ханурику, лучше знать, где твой Влад!» Обидно даже…
Из этих Аркашиных слов легко было заключить, что, не иначе, он опять копировал бывалого сыщика из очередного теледетектива, — они, превеликие эти сыщики, известное дело, только и знают, что перевоплощаются, по мере надобности: то, к примеру, в алкаша подзаборного, то, бывает, в коммерсанта из сильно южных краев. У Сычева тоже была своя излюбленная маска: потертые джинсики, концы расстегнутой рубахи узлом на пузе, адидасовская кепочка — эдакий блатяра из ближней пивной. Верно, в подобном виде и предстал перед матерью того Влада — не мудрено, что их встреча была не из тех, о которых говорят, что она прошла в теплой и дружественной обстановке. Сколько уж раз говорено ему: липовая романтика, друг, уж оставь ее для авторов расхожих детективчиков, к чему пижонить, серьезным ведь делом занимаемся. Знай себе отшучивается! Если бы Чекалин не видел его в деле, в настоящем деле, давно бы, может, крест на нем поставил. Но Чекалин знал: если нужно брать вооруженного преступника — надежнее напарника, чем Аркадий, не найти; он редкостно храбр, но, что в сто крат важнее, не безоглядно, а умно, расчетливо храбр. А как в прошлом году он обезвредил бежавшего из мест заключения матерого бандюгу Мам- лина? У самого пистолетик только, а у того боевой автомат, которым готов был, не раздумывая, косить всех, кто ни попадет под руку. Этот эпизод совершенно бескровной поимки опаснейшего преступника, право, заслуживает чести быть детально расписанным в каком-нибудь пособии по криминалистике.