После угощения комиссар поднялся и сказал:
— Ну, товарищи разведчики, еще раз спасибо вам. А сейчас пойдемте по батальонам, покажу вас всему полку. Пока, товарищ Ковров, выполнена первая, правда, самая трудная половина партийного поручения, у нас еще уйма работы.
Я не сразу понял, какую работу имел в виду комиссар. А тот после обеда и весь следующий день водил разведчиков по подразделениям. Ноги вязли в грязи до обреза голенищ. В траншеях был настоящий потоп от весенней талой воды. А комиссар все водил и водил нас по ротам и батареям. Везде он говорил почти одно и то же:
— Вот, товарищи, это наши отважные разведчики, они утащили ночью фашистское знамя, которое вы видели вон на той высоте. Если мы все будем воевать так же геройски, то не только до флага — до самого Гитлера доберемся. Готовьтесь, товарищи, к наступлению. Фашисты выдохлись, уж если знамя свое укараулить не смогли, значит, погоним их дальше в шею. Но для этого нужно…
Тут комиссар переходил к конкретным полковым делам, в зависимости от того, с кем он говорил — с артиллеристами, минометчиками, петеэровцами, стрелками, саперами, связистами… Разведчики так устали за эти два дня, что начали пошучивать:
— Уж лучше еще раз на задание сходить.
— А вы считали, политработа только языком ведется? — тоже отшучивался Арбузов. — Нет, братцы, тут нужны и крепкие ноги, и здоровое сердце. Ну и, конечно, язык. Говорят, еще мозги не вредно иметь.
Я глядел на неугомонно шагающего по вязкой земле комиссара и думал: «Все у него с расчетом, и шутку эту не зря сказал — видит, ребята выдохлись — подбадривает».
Только к концу второго дня Арбузов отпустил разведчиков. Прежде чем спуститься в лощину, где была жилая землянка, я остановился на бугорке и посмотрел на высоту, на которой раньше развевался гитлеровский флаг. Теперь там и шеста не было.
Широкая панорама холмов и голых перелесков открывалась на нашей стороне. Где-то на этой мокрой земле, зарывшиеся в разбросанные на большом пространстве траншеи, землянки, засели подразделения полка. Я вспомнил, как при встрече с разведчиками светлели лица солдат и командиров, теплели взгляды, распрямлялись суровые морщины. Стоя на бугре, сейчас я словно видел весь полк, построенный на одном поле. Полк представлялся подтянутым, хорошо управляемым — подай любую команду, все выполнит.
И я только теперь понял, почему комиссар превратил обычную для разведчиков вылазку в общеполковое дело и назвал ее партийным поручением.
В землянке я натолкнулся на людей в белых халатах и сразу услыхал злой, ругательный голос Голощапова: