— По тысяче фунтов за голову. Это получается десять миллионов. Вертолет обошелся вам, вероятно, в сотню тысяч. — Уайльд огляделся вокруг. — А где же вы держите остальное?
— В швейцарском банке, мистер Уайльд.
— Это резерв на тот случай, когда Бог состарится?
— Мне семьдесят восемь лет. Как долго, по вашему мнению, я смогу протянуть? Кроме того, вы должны понять, что лишь часть кандидатов во Внутренний круг может осилить такой взнос. Мы принимаем богатых людей, таких как мисс Борэйн, как вы, мечущихся в поисках брони для своего сознания, которая даст им возможность выстоять перед трудностями жизни, а они оплачивают тех неимущих, кто стремится работать для нашего движения.
— И в чем же заключается эта работа?
— Мы стремимся к миру между народами и полагаем, что мир подвергается опасности, которая, впрочем, грозила ему всегда, из-за властей предержащих, из-за законов, которые создавались для того, чтобы держать массы в рабстве, а не для усовершенствования человечества. Но пойдемте, мы уже достаточно много обсудили. Мне понравился наш разговор. Должен признать, что вы, в отличие от большинства новичков, обладаете пытливым и аналитическим разумом, и уж конечно не считаете мир слишком тяжелым бременем. Вы предельно закрытый человек, как можно понять по вашему поведению. Кстати, то, как вы сопротивлялись действию борбора, просто замечательно. Я рассчитываю узнать, какова же истинная причина вашего появления, мистер Уайльд, потому что, естественно, те глупости, которые вы говорили насчет желания остаться наедине с самой красивой девушкой в мире были просто-напросто позаимствованы из самых банальных образцов западной литературы. Однако, раз вы выразили желание, то моя обязанность — и удовольствие для меня — удовлетворить его. — Укуба встал. — Самая красивая женщина в мире, мистер Уайльд. Моя жена.
Уайльд резко вскочил на ноги. Из темноты, окутывавшей заднюю часть хижины, вышла женщина. Возможно, она находилась там все время.
— Ваша жена? — Он чувствовал себя так, будто призовой жеребец со всей силы лягнул его в солнечное сплетение.
— Именно так, мистер Уайльд, — сказал Укуба. — Ее имя Инга.
Серые глаза, тяжело смотревшие из-под белого савана ее хайка, всегда напоминали Уайльду сосульки, свешивающиеся с крыши занесенного снегом дома. За два года, проведенные в Африке, ее лицо, изваянное безымянным современным
Поликлетом,[25] загорело до цвета красного дерева, но в остальном эта женщина должна была остаться неизменной. Он достаточно хорошо знал ее, и был уверен, что и прямые платиновые волосы, и почти совершенное тело также должно было остаться неизменным, даже в том случае, если она, согласно местным правилам, родила ребенка. А если ее лицо и тело не изменились, то и мозг не мог измениться. Уайльду пришло в голову, что в самолете он представил себе ситуацию в слишком желательном для себя свете. Инга не изменилась. Инга не могла измениться до самой смерти. Ее цветом был синий лед.