, ничего в этом мире не изменилось.
«Не изменилось? Неправда…» – подумал Хабаров.
Найденов был сложным. Иногда трогательно нелепым, иногда чересчур правильным, иногда непростительно жестким, даже жестоким, и всегда – непонятым.
Когда он ушел, Хабаров ощутил себя осиротевшим. Это ощущение сиротства накрыло его впервые еще там, в Джелалабаде, и он безуспешно глушил его водкой, а сейчас оно возникло еще явственнее. Он чувствовал, что часть его прошлого ушла вместе с Найденовым, а вместе с прошлым отломился и ускользнул кусочек души. Погасло, оборвалось внутри что-то. Безысходность накрыла его. Так бывает, когда живешь надеждой что-то исправить и не успеваешь. Время по-прежнему течет для тебя. Просто у него его уже нет, этого времени. У него теперь другие категории.
«Время… – Хабаров судорожно провел рукой по волосам, растрепанным ветром. – Как быстро и безвозвратно уходит время, делая нашу жизнь кладбищем упущенных возможностей и несбывшихся надежд…»
К машине Хабаров вернулся, когда почти стемнело. Он запустил мотор. Нужно было возвращаться домой, к ней. Он коснулся подбородком сомкнутых на рулевом колесе рук. Впервые в жизни он не знал, как быть дальше.
Входная дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился мертвецки пьяный Хабаров. Чтобы не упасть, он ухватился за стоявшую в углу вешалку, но не удержался и рухнул на пол вместе с этой шаткой конструкцией. Когда Алина вбежала в прихожую, Хабаров лежал на полу, укрытый упавшей с вешалки одеждой.
– Не ругайся, – едва выговорил он.
– Святая Мадонна! – Алина всплеснула руками.
– Так меня еще никто не называл.
– Поднимайся. Пойдем на диванчик. Пойдем. Вставай.
Она с трудом доволокла его до дивана в гостиной, сняла дубленку, ботинки.
– Ложись на бочок. Тебе надо поспать.
Она укрыла его пледом, поцеловала в щеку.
– А скандал? – он попытался удержать ее.
– Завтра. Все завтра.
Она выключила свет и, стоя в прихожей, долго прислушивалась к его тяжелому дыханию.
Настенные часы пробили восемь.
Хабаров открыл глаза. В комнате было тихо. Укрывшись пледом, она дремала в кресле рядом. Он попытался тихонько встать, но, услышав легкое поскрипывание кожаной обивки, Алина проснулась и, улыбнувшись ему, тут же умчалась на кухню. Вернулась она уже со стаканом брусничного компота.
– Давай, по глоточку, кисленького…
Он с наслаждением выпил компот и попросил еще. Алина послушно принесла кувшин.
– Спасибо.
Напившись вдоволь, Хабаров сказал:
– Линка, мне так хреново…
– Саша, приходи в себя. Вчера вечером принесли телеграмму. Вот она.
Лина подала ему свернутый вдвое листок.