И он ушёл в туман.
Сникший Девяткин закрыл дверь с чувством, что заслоняется от беды. Он хотел принять душ, но понял, что сил не хватит. Последние кошки-мышки вымотали его напрочь. В кухне он рухнул в кресло и забылся, когда же пришёл в себя, за стеклом опять висел клоун. В бешенстве он вскочил и кинулся вон из дома, чтобы наконец покончить с ним. Стылый туман охватил его, и он понял, что за порог не выйдет, страшно. Попятился, как от призраков. Затворив дверь, привалился к ней и глядел теперь сквозь холл на дверь чёрного хода, откуда веяло ужасом… Створка за спиной будто бы дернулась. С бьющимся сердцем он прошмыгнул в кухню, кинулся в кресло, и сжался там. Он чувствовал, что только в кухне способен быть собой, — в другом месте он будет жалкой, скомканной целью. Даже в окно не смотрел, зная, что, если заметит клоуна, не могущего быть там, просто с ума сойдёт.
Потом он вдруг понял, что слышит звук.
Звук походил на шелест.
В мыслях мелькнули шлейфы…
Так шумел бы дождь…
Он скользнул к окну. Дождя не было, с кровли капало… Звук явно был внутри, и он выглянул в холл, вслушиваясь…
Шум сверху… Так мог бы шуметь душ.
В беспамятстве он помчался туда, веря, что найдёт Лену… но, когда рванул дверь в ванную, оказался в тьме.
Пусто…
И душ молчал…
Он щёлкнул выключателем. Ванна, раковины, шкафы, халаты, полотенца, душевая кабина… и всё.
Он закрыл дверь и шагнул прочь. Уже был на лестнице, когда услышал шум с кухни — будто моют тарелки. Спускался, держась за перила, чтоб не упасть. Он пополз бы, если бы не боялся, что, столкнувшись с ужасом, предстанет перед ним таким маленьким. Он крался спиной к стене, а шум рос. Явно включили чайник… Он напряжённо выставил из-за угла пол-лица.
Опять за стеклом висел клоун, в кухне же не было никого.
Девяткин, пройдя к креслу, нашарил среди пустых банок полную и выпил. Шум теперь слышался в холле, и, чтоб не смотреть туда, он смахнул со лба пот и снова припал к банке. Потом нашел в холодильнике водку и стал пить жадными глотками.
Очнулся он от звонков и шума стройки. Вместо клоуна снаружи кто-то всматривался, припав к стеклу.
Он взглянул на кухонные часы. Восемь. В висках давило, лучше б и не вставать. Но факт оставался фактом: он продремал до утра, теперь явились горничные.
Чувствуя дурноту, он побрёл к двери и, отпирая, вспомнил: у него труп в шкафу, а сам он грязен. Он отшатнулся. Нужно прогнать их… Но он уже их прогонял вчера.
Не пускать в дом слуг? Такое упорство будет выглядеть подозрительным. Впрочем, они зашли втроём, и, увидев Тоню, он ожил.