Здоровый был в молодые годы князь Андрей, ударом кулака быка валил, а теперь сидит на кровати обложенный подушками немощный старец и тяжело дышит.
Душа не хочет расставаться с телом, трудно уходить из жизни. Но таков закон: одного жизнь покидает, к другому приходит.
И в такой час проносится перед глазами человека вся его жизнь: детство, отрочество, зрелые годы. Промелькнут и навеки канут в вечность.
С последними дыханиями вспоминается всё сделанное. Плохое и хорошее меряется предсмертной меркой. И в этот час человек сам себе судья…
Припомнил князь Андрей, как однажды спор у него вышел с московским князем.
Склонял его тогда Калита отписать Углич Москве. Захватив пятерней пук веток, Иван Данилович протягивал князю Андрею со словами: «Бери и попробуй переломи их вместе! Не сумеешь. А по одной?»
Сердцем уже в то время чуял князь Андрей, что прав Калита, да не позволила гордость признаться в том. Отказал. А ныне кому отдать свой отчий стол? Кто из князей землю родную сбережёт?
В окно пахнул травами май-цветень, прогулялся по опочивальне.
Бескровная, с тёмными прожилками княжеская рука легла на белую лопату-бороду. В скорбном молчании стоят у постели умирающего воевода Глеб с ближними боярами да поп. Медленно и глухо князь Андрей заговорил:
- Слушай, духовный отец мой, поп Василий, и ты, воевода, и вы, бояре, грамоту мою духовную… В здравом уме говорю я её… Завещаю я отчину мою, край лесной, любимый, не брату единоутробному, князю ярославскому, и не князю ростовскому, а завещаю Углич с сёлами и деревнями великому князю московскому Ивану Даниловичу… Чую, что суждено Москве над всей Русью стоять, а посему пусть Углич будет в этом деле великому князю опорой… Помогай, воевода Глеб, князю Ивану собирать Русь. Служи с дружиной Москве честью, будет сильна Москва, стоять и Угличу… И вам, бояре, это же завещаю… А кто грамоту мою духовную нарушит, пусть того Бог судит…
Князь замолчал, веки устало закрылись. В опочивальне установилась напряжённая тишина. Поп и воевода склонились над умирающим. Воевода коснулся рукой княжеского плеча, твёрдо сказал:
- Будет по-твоему, князь!
Тот не ответил, только чуть заметно кивнул.
К полудню угличский князь скончался.
* * *
Был базарный день. Из сел и деревень съезжались в Москву обозы с разной снедью, медленно двигались узкими улицами.
Гуськом, держась обочины, десятка полтора дружинников с трудом объезжали возы. Кони под воинами заморённые, да и оружие у дружинников не такое, как у московских, всё старое, дедовское. Три завьюченных коня шли в поводу. Москвичам дай позубоскалить. Парень с воза окликнул переднего воина!