Александр положил руку Фёдору на плечо.
- Прости меня, сын, много я тебе доставил хлопот и без стола тя оставил… Жизнь же мою пусть люди судят… Одно знаю, хотел я, чтобы было Тверское княжество крепким уделом и не попало под руку Москвы.
И они снова обнялись. Склонив голову отцу на грудь, молодой князь беззвучно плакал. Александр крепился.
Подошли ханские воины, молча разняли их. Александр ободряюще кивнул Фёдору. Он не видел, что стоявший позади сотник уже вытащил саблю. Взмах, и князь с рассечённой головой упал на пыльную дорогу…
…Ноябрьским морозным утром подъезжал Иван Данилович к Москве. Далеко по снежной дороге растянулась дружина. По трое в ряд едут воины. Ярко блестят на солнце щиты и шеломы, глядит в небо лес копий. Смотрит Калита на дружины, и сердце наполняется гордостью. Большая сила у великого князя московского. Тут с ним только небольшая часть воинов, а сколько их всего: большой полк, полки правой и левой руки, засадный!
«Окрепло Московское княжество, - думает Иван Данилович, - да только с Ордой ещё не сладить. Повременить надобно. И как прежде, богатства приумножать да удельных князей в руках держать. Каких лаской да силой, а каких и хитростью. Как с Александром, главным (усобником, удалось совладать. - Вспомнив, как тверской князь пытался оговорить его перед Узбеком, Калита злорадно усмехнулся. - Великого княжения алкал, да и жизни решился. Ино таких собак везде казнят. А я вот на этой неделе пошлю воеводу Фёдора Акинфича в Тверь, пусть снимает большой колокол с церкви Спасителя, чтоб и наперёд тверские князья заказали не мнить себя выше Москвы… А придёт время, Москва и Орде место укажет!»
Калита пустил гнедого коня вскачь, вынесся на заснеженный бугор, да так и замер.
Перед ним лежала Москва в нарядном белом убранстве, сияя позолотой, сверкая слюдяными окнами боярских теремов. А над Москвой, на холме, Кремль весь в снеговых шапках.
Иван Данилович вдохнул морозный воздух, и лицо его озарилось счастливой улыбкой.