Затемнение в Грэтли (Пристли) - страница 136

— Они обо мне мало знают, — возразил я. — Да и знать-то нечего, в сущности говоря.

— Я узнала достаточно, чтобы понять, отчего вы такой… «кислый», как вы это называете. Я тоже кислятина.

— Вы такая же кислятина, как… как паточный пудинг.

Она расхохоталась.

— Вот так комплимент! Никто меня ещё до сих пор не сравнивал с паточным пудингом.

— А я люблю паточный пудинг. Если у вас найдётся патока, закажите его на завтра. А теперь я вам вот что скажу: я тоже знаю о вас больше, чем вы полагаете. Я о вас в последнее время много думал. Беда ваша в том, что…

— Ох, начало многообещающее!

— Беда ваша в том, что вы из уважения, восхищения и так далее вышли за человека… великого, если хотите… за человека много старше вас, человека, у которого большая часть жизни была прожита. Вы воображаете, что это была великая любовь, а на самом деле это, вероятно, вообще не было любовью. И теперь, когда всё в прошлом, вы считаете, что и ваша жизнь тоже прожита и что женщину в себе… вы должны вытравить и заморозить…

— Так. А вы?

— Что я? Просто неудачник, и всё. Лучше я не буду продолжать.

— Нет, продолжайте, — сказала она без улыбки, глядя на меня огромными сияющими глазами. Я отвёл взгляд и стал смотреть на её руку, лёгкую, но сильную и ловкую, с длинными пальцами. Я невольно дотронулся до неё, словно желая убедиться, что она вправду здесь.

— Ладно, но смотрите, не пожалейте, — сказал я медленно. — Я ждал вас десять лет… нет, пятнадцать… раньше я бы вас не оценил. Почти неделю я обманывал себя, делал вид, что ничего не понимаю. Но в душе я всё понимал. Вот теперь я сказал вам об этом, ну и что толку? Какой смысл бушевать и бесноваться, пытаясь разморозить вас…

Она засмеялась.

— Извините. Но это так похоже на вас — бушевать и бесноваться. И всё же вы очень чуткий человек, если сумели почувствовать… Извините. Продолжайте, пожалуйста.

— Я только хотел сказать, какой смысл пробуждать вас к жизни… ведь речь идёт именно об этом… если мне нечего дать вам? Я хочу уехать куда-нибудь подальше отсюда, если, конечно, интересы обороны не потребуют моего присутствия здесь. И я совершенно не умею писать письма.

— Вы, наверное, не поверите… мы ведь с вами до сих пор по-настоящему не разговаривали… но я очень хорошо пишу письма.

— Не нужны мне ваши письма! — огрызнулся я. — Мне нужны вы… А почему мы с вами до сих пор по-настоящему не разговаривали?

— Потому, что я всё время была так напугана…

— Из-за Отто, полиции и всего прочего?

— Да, отчасти… и потом иногда меня пугало ваше обращение. А главное, я начала замечать, что больше не чувствую того, о чём вы говорили… что моя жизнь прожита… и… и… что всё надо заморозить… Там теперь не так уж много льда. — Она встала и пошла к двери.