— Вы мне не причинили боли, но я не люблю резких манер.
Она говорила тихо; правильные черты ее красивого лица, напоминавшего картинку из художественного альбома, омрачились. Поль опустил голову.
— Простите меня, — сказал он еще раз, — я поступил дурно. Я вас оскорбил, вам досадил, я, который пожертвовал бы чем угодно, чтобы вас оберечь от неприятности.
И так как она молчала, он продолжал, встревоженный этим молчанием:
— Будьте добры, Симона; ваше сердце полно сострадания к тем, кто страдает, к больным, к бедным… ну, представьте себе, что я также бедный, нуждающейся в вашей жалости. Увы! я не представляю ничего интересного, я не ударяю себя в грудь, не призываю небо в свидетели, у меня не впавшие глаза, не бледные щеки, я не потерял ни аппетита, ни сна, и однако… я несчастен, уверяю вас.
Симона слушала терпеливо, немного удивленная; при последних словах она содрогнулась.
— Вы несчастны — вы? Что вас делает несчастным?
Поль ответил:
— Я не могу вам этого сказать, Жак мне это запретил.
— Это, значит, что-нибудь дурное? — спросила Симона, широко раскрыв свои наивные глаза.
— Что-нибудь дурное! О! не думайте этого!
Он остановился, колеблясь, со сдавленным голосом, затем решительно:
— Это только то, что я вас люблю, Симона, а Жак находит меня недостойным вас.
— Вы меня любите?!
Это был только шепот, почти вздох.
Потрясенное милое дитя закрыло свое лицо обеими руками, но внезапно она его открыла, и Поль увидел, как она улыбалась с глазами, полными слез.
— Вы меня любите? — повторила она, — но ведь это совсем не дурно, Поль.
— Ах! как вы восхитительны! — воскликнул молодой человек.
У него явилось сильнейшее желание стать на колени, чтобы целовать руки, орошенные такими драгоценными слезами, но он вспомнил совсем кстати, что он и Симона Шазе не были одни.
— Значит вы очень хотите, чтобы я был вашим мужем? говорите скорее, говорите?
— Да, я этого очень хочу, — ответила тихо Симона, — но нужно спросить Терезу.
Поль с трудом удержал крик радости.
— Ах! моя прелестная Симонетта! если бы вы знали, как я вас люблю, как мы будем счастливы!
Он забыл категорические приказания Жака; он неудержимо предавался счастью быть любимым этим маленьким, непорочным ангелом. И Симона, сконфуженная, шептала так тихо, что Поль едва слышал:
— Ах! я счастлива, я очень счастлива.
Никто, впрочем, не думал перебивать этот любовный дуэт. Чтобы отправиться в путь, ждали только мисс Северн и Мишеля Тремора, замедливших приездом. Когда, повернув к „Козьему Холму“, они показались в конце просеки, разразился в честь их гром восклицаний и рукоплесканий.