«Я возвращаюсь домой, в свой поселок, — подумала она. — Все здесь по-прежнему, ничего не меняется… Завтра я поведу детей полюбоваться водопадом, моим чудесным водопадом. Пусть они послушают свирепое пение Уиатшуана».
Однако старинный индустриальный городок, образец промышленного развития в момент своего создания, больше, чем когда-либо, напоминал безлюдное, забытое Богом место. Дома выстроились в ряд вдоль улицы Сен-Жорж, такой же пустынной, как улицы Сент-Анн и Сен-Жозеф. Только из одной трубы поднимался густой дым — это была труба дома Маруа.
«В самом деле, я очень рада, что проведу здесь зиму! — подумала она. — Бетти писала мне такие милые письма! Я уделяла ей мало внимания во время моих последних очень коротких приездов».
Ее отец медленно ехал по улице Сен-Жорж. Снег поскрипывал под колесами, оснащенными толстыми цепями. Несмотря на этот негромкий шум, Эрмин казалось, что в ее ушах звучит музыка.
— Наверное, это играют в приходской школе, — сказала она себе шепотом. — Да нет же, ее ведь закрыли уже шесть лет назад.
Затем она услышала неясный гул, словно неподалеку собралась толпа. Жослин с невозмутимым видом посмеивался себе в усы.
— Наверное, тебе померещилось, — сказал он. — Посмотри туда! Держу пари, они кого-то поджидают, но интересно кого?
Около десяти тепло одетых людей топтались на заснеженной аллее, ведущей к прекрасному дому Лоры Шарден. Над головами они держали транспарант, который развевался на ветру. Эрмин разобрала слова: «Добро пожаловать, Соловей из Валь-Жальбера!» Слезы навернулись ей на глаза. Под широким навесом материнского дома блестели разноцветные лампочки. В ту же минуту она узнала музыку. Это была увертюра из оперы «Богема» Пуччини.
— Ты наше блудное дитя, — пояснил ей отец. — Всем хотелось оказать тебе сердечный прием.
Ей аплодировали, ее приветствовали. Затуманенный слезами взор Эрмин различил лицо экономки Мирей, ее седые волосы, неизменно уложенные в высокую прическу. Потом она увидела милые черты Элизабет Маруа, которую покровительственно обнимал за плечи ее супруг Жозеф. Рядом стояли трое их сыновей: старший Симон, средний Арман и младший Эдмон. Их дочь Мари, ровесница Мукки, гордо размахивала букетом ярких цветов.
— Ой, ну зачем это? — воскликнула Эрмин. — Не нужно было…
Лора рыдала, привлекая сострадательные взгляды мэра Валь-Жальбера и рыжеволосого великана Онезима Лапуанта, которого сопровождала жена Иветта. Мукки подпрыгивал, вне себя от радости, что приехал сюда, ошеломленный музыкой, огнями, смехом и криками.
Засмущавшись, Мадлен не осмеливалась подойти к ним. Она издали смотрела на Эрмин, шедшую навстречу родителям и друзьям. Учительница в окружении учеников подталкивала перед собой мальчика лет десяти, который держал в руках исписанный листок бумаги. Он тут же произнес приветствие, которое выучил наизусть, но боялся забыть: