— Я вернулась в Валь-Жальбер, — произнесла она, как заклинание. — Ведь правда, Мадлен? Но здесь действует закон умолчания, и я задыхаюсь. Боже, как я хотела бы нарушить это молчание!
— Ну так пой! — настаивала кормилица. — У тебя такой прекрасный, такой чистый голос, он разорвет эту тишину, это молчание, которое убивает тебя. — Спой, Канти!
Эрмин сжала пальцами спинку стула и сделала глубокий вдох. Не отрывая взгляда от какой-то видимой ей одной точки, она запела:
В ясный день желанный
Пройдет и наше горе.
Мы увидим в дали туманной
Дымок вот там, на море.
Вот корабль, весь белый,
В порт входит плавно…
Как будто помимо ее воли зазвучало начало знаменитой арии Чио-Чио-Сан. Сперва это была мольба, произносимая вполголоса, но потом звуки потекли плавно, стали подниматься ввысь, чистые, словно хрустальные.
Мадлен закрыла глаза. Ее тоже била дрожь. От дивного мелодичного голоса Соловья из Валь-Жальбера, поднимавшегося все выше и выше, заполнявшего все пространство, казалось, колыхался теплый воздух. В соседней комнате Шарлотта слушала, затаив дыхание, потрясенные дети молчали. Мадлен у себя в кухне тоже услышала арию, застыла как вкопанная, перестав напевать «Странствующего канадца». Как и ее многочисленные соотечественники, экономка обожала Ла Болдюк, но Эрмин заставила ее полюбить оперу. Лора и Жослин подбежали к лестнице и остановились, сначала в недоумении, потом в полном восторге.
А сердце рвется,
не выдержит оно такого счастья.
А он меня с тревогой все зовет, все зовет…
«Цветок мой ароматный, малютка дорогая!» —
так прежде называл он меня, лаская.
Молодая певица не думала о публике. Она была Чио-Чио-Сан, нежной японкой, и каждое утро ждала корабль, на котором должен был вернуться ее любимый. Он уехал в дальние края, почти как Тошан, и последний куплет арии звучал предельно искренне.
Это все будет так, как ожидаю.
Верь мне, моя Сузуки,
пройдут и наши муки.
Я знаю!
Исполнение требовало подлинного вокального мастерства, на слове «знаю» сопрано достигало головокружительно высоких нот. Эрмин без труда с этим справилась, хотя уже несколько недель не занималась вокалом. Восхищенная Мадлен с трудом удержалась, чтобы не захлопать в ладоши.
— Господи, как это великолепно! — прошептала она. — Какой чудесный дар ты получила! Посмотри-ка, теперь я плачу!
— Мне гораздо лучше! — просто сказала Эрмин. — Хотя не стоит петь, предварительно не распевшись, но не важно, у меня от сердца отлегло. Завтра поеду в Роберваль. Нужно найти хороший дом для Талы и Кионы. Спускаемся вниз, Мадлен.
На площадке она столкнулась с Шарлоттой, окруженной детьми. Мукки бросился к матери и обнял ее изо всех своих силенок. Луи улыбался каким-то своим мыслям, Мари и Лоранс лучились радостью.